Эти люди многим не понятны. То они копают, то в войну играют, то памятники ставят. А когда наступает лето, они не стремятся на юг, как все, а отправляются в тундру и леса. Да, все так.
Но, пожалуй, более искренних людей в своей жизни я не встречал. Они живут так, как считают нужным и как подсказывает им их сердце. А оно не на месте, когда знаешь, что в заполярных сопках до сих пор лежат непогребенные солдаты. Вот и отправляются каждый год на места боев поисковые отряды.
Люди бывают разные
О том, как прошел нынешний поисковый сезон, а также о проблемах поискового движения, мы поговорили с председателем координационного совета поисковых отрядов Мурманской области Константином Добровольским.
– Я родился в Полярном и всю жизнь прожил здесь, – начал свой рассказ Константин Алексеевич. – В юности и молодости увлекался спортом, стал чемпионом Северного флота по тяжелой атлетике. А потом долгие годы был директором спортивной школы в Полярном. Срочную службу тоже проходил на Кольском полуострове.
В те годы на сопках лежало огромное количество непогребенных солдат. Многие в шинелях, ватниках, ботинках, валенках. Все это покрылось со временем плесенью. А рядом – заросли морошки. Картины были жуткие. В 1983 году Константин Добровольский стал заниматься поиском и захоронением погибших воинов. В 1999 году его избрали председателем координационного совета поисковых отрядов.
– Любой сезон можно считать удачным, если мы нашли хотя бы одного бойца, – продолжает он. – Копать мы начинаем в конце мая, когда сходит снег и земля становится мягче. Но официально Вахту памяти открываем 22 июня. Всего в этом сезоне на Мурманском направлении мы нашли останки 79 бойцов, из них 13 – именных и еще девять – под Кандалакшей.
Сейчас в Мурманской области 21 поисковый отряд. Это добровольные объединения. В них входят разные люди, для которых идея увековечения памяти погибших бойцов – не пустой звук. Большая часть поисковиков уже пожилые люди, молодежь встречается нечасто.
– К сожалению, молодых людей в настоящее время больше интересует материальная выгода, – говорит Константин Алексеевич. – То, что пользуется спросом и что можно продать. Если мы находим какие-то предметы, то передаем их в музей или родственникам, кое-что можем оставить себе. Каску, например. Оружие, боеприпасы сдаем, как положено по закону. А для юнцов это ходовой товар. Поройтесь в Интернете, сами увидите. Память о войне их не интересует. Они вскрыли могилу, кости выбросили, взяли, что посчитали нужным, и ушли.
Дело хорошее, но подозрительное
– По закону при обнаружении останков мы обязаны сообщить об этом в правоохранительные органы, – рассказывает Константин Добровольский. – Составляется акт, начинается проверка. И заводится уголовное дело. Таков закон. А, допустим, кому-то из поисковиков нужно взять кредит. Он подает заявку, в банке начинают ее проверку и выясняют, что человек в данный момент является фигурантом уголовного дела. Все, о кредите можно забыть. И планы у человека рушатся.
До конца 80-х годов прошлого века все поисковое движение находилось на нелегальном положении. Но затем был принят закон об общественных объединениях, и часть поискового движения, воспользовавшись им, вошла в правовое поле. Причем все проводимые ими мероприятия сами поисковики и финансировали. Лишь в середине 90-х годов в Мурманской области из областного бюджета стали покрывать часть расходов.
– Главным образом на продовольствие и горюче-смазочные материалы, – поясняет Константин Добровольский. – А все остальное – снаряжение, палатки, одежду – поисковики приобретают за свои средства. Но в 2013 году финансирование из областного бюджета прекратилось. И только в нынешнем году нам впервые за восемь лет выделили один миллион рублей. А до этого деньги приходилось отрывать от семейных бюджетов. И соответственно, многие рассчитывали на кредит. Ну а дальше происходило то, что я рассказал.
Погиб или пропал без вести?
Работа по идентификации останков непростая. В этом году, например, нашли останки солдата, рядом котелок, на нем выцарапана фамилия. Но по документам этот человек значится погибшим в другом месте. Недалеко, пять километров, но все же… Многие списки безвозвратных потерь составлялись уже после войны. И люди, которые выполняли эту работу, относились часто к ней формально. В нашем случае боец по одним документам числится пропавшим без вести, по другим же он погиб и похоронен. Для его родственников он, скорее всего, до сих пор является пропавшим без вести. И они не знают, что у него есть могила. Хотя по факту никто его не хоронил. При нем нашли не только котелок, но и компас, и карандаши. Шел в бой солдат, ударила в него пуля или осколок, он упал и умер, потом его присыпал снег. И все. И только в этом году его нашли. А все потому, что кто-то когда-то не удосужился провести проверку.
Где хоронить?
А где хоронить найденного солдата? Существуют две точки зрения. Первая – хоронить непосредственно на месте его гибели. Вторая – перевезти останки на официальные мемориальные кладбища. У обоих подходов есть свои сторонники. Константин Добровольский является сторонником второго.
– Большая часть обнаруженных нами бойцов лежит вдалеке от дорог и населенных пунктов, – аргументирует он. – Допустим, нашли мы бойца, похоронили его тут же, на месте. Соорудили скромный памятник. И что дальше? Какой в этом смысл? Ведь к могиле пройти подчас невозможно. Вскоре могилка окажется заброшенной, потому что за ней никто не ухаживал. И вся идея увековечения памяти о погибшем идет насмарку. О нем никто, кроме родственников и поисковиков, не знает. Да, родные могут раз приехать, поплакать, и больше они не придут. Пройти многие километры по нашим сопкам тяжело, а большинство родственников погибших – люди уже далеко не молодые. Поэтому разок, может быть, и сходят, а потом могила начнет приходить в упадок. А потом о ней вовсе забудут.
Кости в гараже
Понятно, что при поисковых работах обнаруживают не только наших солдат, но и солдат противника. Четыре года назад произошла история, которая до сих не дает покоя Константину Добровольскому.
– Планировалось провести захоронение останков горных егерей, – вспоминает он. – Мы предполагали все сделать 21 июня, накануне Дня памяти и скорби. Пригласили австрийцев, приехали 10 человек. Забрать останки они не могли, даже именные. Перевозка такого груза через несколько государств – дело хлопотное и недешевое. Поэтому решено было захоронить их в районе Печенги, тем более что еще с войны у егерей там было кладбище. И все шло вроде бы нормально, но в последний момент наши чиновники потребовали перенести день захоронения на август. А австрийцы ждать не могут. Они помянули своих и уехали. Но и в августе похоронить егерей тоже не удалось. В итоге разрешение на захоронение мы не получили по сей день. Пока они нашли приют… у меня в гараже. Несколько десятков мешков с костями занимают почти половину помещения. И вот уже который год длится моя переписка с областными властями. Мне говорят: мол, это дело политическое, все не просто. Я же думаю, что некоторые просто боятся на себя взять ответственность. А похоронить надо. Это люди ведь, хоть и враги.
Половинчатая память
Есть идея установить рядом с мемориальным кладбищем в Долине Славы православный крест. Но Заполярье в годы войны защищали не только православные, но и представители других конфессий – мусульмане, иудеи, католики. Список можно продолжать.
– Мне кажется, что здесь надо установить часовню, – говорит Константин Алексеевич. – А внутри помещения повесить доски с поминальными молитвами на языках тех народов, что здесь воевали. Сюда сможет зайти любой вне зависимости от религиозной принадлежности. Хоть атеист.
Я не удержался и спросил своего собеседника о его отношении к установке памятника в Долине Славы мурманским поисковикам Льву Журину и Михаилу Орешете. Идея возникла в прошлом году и вызвала бурную реакцию в СМИ и Интернете.
– Лично я против этой идеи, – ответил Константин Алексеевич. – Тут несколько причин. Во-первых, мемориальное кладбище в Долине Славы посвящено погибшим в годы войны. И, как мне кажется, там должны быть увековечены только они. Можно поставить памятник Журину и Орешете рядом, допустим, на въезде, но не там, где лежат погибшие в годы войны. Во-вторых, тут вопрос справедливости. Если мы собираемся ставить памятник Журину и Орешете, то надо ставить памятник и Давиду Толчинскому. Именно он в 80-х годах прошлого века начал работу по созданию мемориального комплекса в Долине Славы. Если бы не он, ничего бы здесь не было. Третье, и это самое главное, я думаю, что сначала нужно закончить работу по увековечению памяти погибших бойцов. А потом уже думать о памятнике поисковикам. У нас не увековечено еще 70 тысяч солдат. Нужно сначала закончить дело, ради которого жили и работали Журин и Орешета. Я считаю, что и Лев Васильевич, и Михаил Григорьевич достойны того, чтобы о них помнили. Но, устанавливая им памятник, обязательно надо учитывать те факторы, о которых я сказал.
Мой вопрос запоздал, поскольку в конце сентября в Долине Славы по инициативе губернатора Мурманской области появился-таки памятник Льву Журину. Поставили его тихо и открыли без всякой помпы. Большинство мурманчан узнали об этом монументе в октябре, когда в Долине Славы состоялось очередное захоронение. Получилось скромно, даже очень. Узкая четырехгранная стела с надписью: «Поисковикам Мурманской области. Журину Л. В.». Выше стихи неизвестного поэта. Подозреваю, что самого Журина – Лев Васильевич иногда занимался стихотворчеством. Об Орешете и Толчинском упоминаний на памятнике нет.
Андрей КИРОШКО.
Фото автора и из архива Константина Добровольского.
