Окончание. Начало в номере «ВМ» за 20 мая 2022 года.
Нина Карловна Ткаченко, в девичестве Дракке, всю жизнь – 18 мая ей исполнилось 90 лет! – прожила в Мурманске. Но родилась она в Ленинграде. А в июне 1941 года волею судьбы оказалась в городе на Неве в коммуналке своей тети Маруси на Невском проспекте и пережила чудовищные испытания блокады.
Волков
Появившийся на пороге тетимарусиной коммуналки с вопросом «К маме хочешь?» невысокий плотный мужчина был Нине абсолютно незнакомым. Оказалось, что это приехавший из Мурманска в Ленинград директор хлебозавода. Нина навсегда запомнила его фамилию – Волков, а имя и отчество со временем забылись.
Волков привез посылочку от мамы, которая работала кассиром в центральном гастрономе: прессованные каши, кисель в брикетах, плитки шоколада. В блокадном городе это казалось фантастикой! Тетя Маруся тут же сварила кашу. Нина Карловна говорит, что вкуснее этой маминой каши больше никогда ничего не ела!
Перебирая документы после папиной смерти, Нина Ткаченко нашла его записи 1943 года. В них он рассказывает, что получил от дочки письмо из Ленинграда, в котором она описывает житье в блокадном городе и свой скудный паек – крошечный кусочек хлеба на весь день. После этой весточки Карл Андреевич Дракке, воевавший на Северном флоте, не мог есть, места себе не находил и в конце концов рассказал о письме своему командиру. А тот посоветовал ему договориться с летчиками, которые перевозили в Ленинград важную корреспонденцию. И, бывало, помогали мурманчанам вывезти из блокадного Ленинграда оказавшихся там по разным причинам детей.
Папа Нины уже почти договорился с летчиками, как в это же время ее мама договорилась с Волковым.
Чайник с борщом
Дальше мы приводим прямую речь Нины Карловны Ткаченко, ее живые воспоминания.
«Машину вел сам Волков. Помню, как мы ехали из Ленинграда к Ладожскому озеру. Дорога почти пустая, по обеим сторонам – лес. Но вдруг перед нами раздался взрыв, в стекло брызнул поток грязи и песка. Волков сумел быстро развернуть машину вправо, к лесу, иначе мы бы врезались в двухметровую воронку. Ночевали в лесу, сидя в узкой кабинке. Только на третий день мы подъехали к Ладожскому озеру. Это была небольшая узкая часть озера, с которой можно было перебраться на другую строну. Волков оставил меня в военной палатке, а сам ушел договариваться, чтобы его машину с контейнером погрузили на баржу.
Мы прождали два дня, есть было нечего. Кто-то сказал, что недалеко есть поселок, где можно купить крупу. Волков решил меня отпустить вместе с супружеской парой, собиравшейся туда на грузовике. Мне дали медный пятилитровый чайник. В поселковом магазинчике ничего съедобного не оказалось. Супруги поехали дальше, а меня отправили обратно, сказали, что надо идти прямо по дороге около пяти километров, никуда не сворачивая.
На полпути навстречу мне попалась походная солдатская кухня. Молоденький солдатик спросил: «Хочешь кушать?». И налил поварешкой чуть ли не полный чайник густого, наваристого борща. Дал мне свою чайную алюминиевую ложку и уехал. От вкусного запаха и неожиданного счастья у меня закружилась голова. Я села на пенек и с наслаждением стала есть. Утолить голод после двух лет голодовки просто невозможно. Казалось, что я бы съела десять таких порций! Но сморщившийся за два года детский желудок не смог перенести такой нагрузки.
Как я шла, уже толком не помню, шла медленно. Дорога казалась бесконечной. Тело стало горячим, голова гудела, ноги отказывались идти...
Наконец увидела Волкова, бегающего по барже. Машину уже погрузили. А он стоял у трапа и просил подождать несколько минут, не убирать трап! Взобравшись в кабину нашей машины, я потеряла сознание. Но вскоре, вероятно, от боли очнулась. Было очень плохо. Меня тошнило, трясло, знобило. Поднялась высокая температура. От слабости не могла ни сидеть, ни стоять. Я падала и теряла сознание».
Ботинки
«Как добрались до Волхова, не помню. Тихий вокзал, свободные скамейки немного успокоили нас. Мы ехали уже больше недели, всю дорогу в машине, сидя, ни разу не раздеваясь. Сняв ботинки и аккуратно поставив их под скамейку, я легла на нее и тут же уснула крепким детским сном. Проснулась под утро.
В зале тишина. Народу немного. Надо срочно сходить в туалет, который находился на улице. Протянула руку под скамейку. Моих ботинок нет! Ужас! Я уже очень хочу в туалет! Как быть?! На улице конец сентября: грязь, слякоть, дождь… Скромная от природы, я боялась с кем-либо заговорить – да еще о таком интимном. Да и не к кому было обратиться. Какие-то странные мужики храпели в углу. Я до сих пор помню эту свою безысходность и все нарастающий ужас: «Что же делать?!». Терпеть уже не было сил. Я заплакала.
И вот один мужчина из странной компании подошел и спросил, в чем дело. Мне, одиннадцатилетней девочке, было очень неловко и стыдно. А он все понял, взвалил меня к себе на плечи и понес к туалету.
На пятый день вернулся Волков, который пытался пробиться с машиной на платформу. Мы вспомнили про мой багаж, там были валенки с галошами. Теперь можно хоть ходить по залу, а то четыре дня сиднем сидела в одних чулках и плакала.
За неделю проживания на волховском вокзале ко мне стали привыкать. Взрослые даже подкармливали, да я и сама уже зорко следила за урнами, когда туда что-нибудь бросали. Самой вкусной едой были свежие капустные листы, огрызки яблок и моркови. А сырую свеклу, репу приносили мальчики, тоже обитавшие на вокзале и ловко шнырявшие между скамеек.
К счастью, вскоре вновь появился Волков. Радостная весть – уезжаем! Машина с контейнером уже погружена на открытую платформу, а мы в товарном вагоне ехали до Вологды около двух дней. Снова вокзал. И какое-то новое ощущение. Тишина. Нет бомбежки, горит свет. Голодных и оборванных людей не видно. Взрослые ходят спокойно, даже не спеша. Как-то все странно. Как будто и войны нет».
Пропуск
«Дела у Волкова снова осложнились. Хотя из Вологды открывалась прямая дорога на Мурманск, но погрузить машину с контейнером на платформу почему-то не было никакой возможности.
И тут неожиданно Волков встретил на вокзале председателя Мурманского горисполкома, товарища Моисеева, который тоже вез из блокадного Ленинграда в Мурманск жену и дочь. Он согласился взять меня, тем более что это был прямой поезд Вологда – Мурманск. Я, довольная, села в поезд.
Где-то сутки мы ехали спокойно. Но вот поезд повернул на Север и остановился. Станция Малошуйка – пропускные ворота на Север. Очень строгая проверка документов и пропусков. Так как пропусков у нас не было, нам пришлось освободить вагон. Никакие уговоры Моисеева на пограничников не подействовали.
Моисеев жену и дочку устроил в частный дом, а меня сдал в отделение милиции. Сам же он уехал в Мурманск оформлять пропуск для своей семьи. И сообщить моей маме, откуда меня забрать».
Мама
«Мое появление в детском доме, казалось, произвело на всех взрослых удивление, страх и ужас. Они не представляли, что ленинградские блокадники могли выглядеть именно так.
Вытянувшийся подросток, грязный, тощий, с тоненькими ножками и ручками, лица нет, один нос и глаза, в неприглядной одежде, в больших валенках с галошами. На меня смотрели со стороны, боясь подойти. Помню, после некоторого смятения заведующая сказала: «Все снять, сжечь, обстричь наголо, протереть керосином и хорошенько вымыть».
Однажды меня пригласили к заведующей и сказали, что за мной приехала тетя. В кабинете на диване сидели несколько женщин, тети Маруси я не увидела. Посмотрела еще раз, и вдруг взгляд остановился, и больно кольнуло в грудь. Мама?! Неужели? Не может быть!
А мама смотрела на меня как-то отстраненно. Она не бросилась ко мне, не позвала, она просто меня не узнала. Да и как узнать тощего подростка в длинном халатике, бледнолицего с постриженной наголо головой. Только когда я очнулась от непонятной скованности, я сама подошла к маме».
Победа
Все злоключения Нины Дракке закончились только в Мурманске, куда ее чудом, без пропуска, смогла вывезти мама. В 1943-м и 1944-м город бомбили, и маме с Ниной и недавно родившейся дочкой Светланой приходилось прятаться в бомбоубежище на улице Софьи Перовской.
Нина несла на руках сестренку, а мама – чемодан со всем необходимым для новорожденной. Почти до самого мая фашисты держали Мурманск в напряжении. Но победа была близка. Так закончилась для маленькой отважной мурманчанки Нины Дракке война в непокоренных городах–героях Ленинграде и Мурманске.
Анжелика КОВАЛЕВА
Фото из архива семьи Дракке – Ткаченко
