Недавно в России праздновали День мецената и благотворителя.
Отмечать заслуги людей, добровольно отдавших свои средства на благие цели,
стали сравнительно недавно – в 2005 году.
В истории освоения Русского Севера такие люди сыграли выдающуюся роль.
Кольский вояж
Саввы Мамонтова
За примером далеко ходить не надо. Можно вспомнить знаменитую экспедицию министра финансов Сергея Витте на Кольский полуостров в 1894 году. Менее известно, что его в этом путешествии сопровождал Савва Мамонтов, один из богатейших людей России того времени. Путешественники побывали в Печенге, Териберке, в селениях на побережье Белого моря от Кузомени до Кандалакши, на полуострове Рыбачий и на острове Кильдин, в Екатерининской гавани.
Одним из результатов этого путешествия стало решение создать на Всероссийской выставке 1896 года павильон «Русский Север». Для его оформления Мамонтов пригласил двух известных в ту пору художников – Валентина Серова и Константина Коровина. Савва Иванович полностью профинансировал их творческое путешествие по Северу.
Константин Коровин оставил нам письменные воспоминания о той поездке. Они не менее яркие, чем его знаменитые картины из этого вояжа, – «Мурманский берег», «Полночное солнце на Мурмане», «Становище Териберка на Мурмане», «Берега Мурмана (Поморские кресты)», «Устье реки Териберки», «Треска и палтус», «Остров Кильдин», «Екатерининская гавань», «Церковь и кладбище в Еретиках», «Мурманский лов рыбы ярусами в море».
Северные зарисовки,
или Фонарем по морде
«Вскоре нас приютил небольшой деревянный домик Печенгского монастыря, – вспоминал Константин Коровин. – Около него стоят еще три домишка карел. Карелы собрались небольшой толпой и смотрят на нас. Среди них на берегу полулежал парень, одетый в яркий зипун, обшитый зелеными, желтыми, белыми и голубыми кантами. Каков франт! На голове у франта белая песцовая меховая шапка с кожаным верхом и с красным помпоном, его белая рубашка – в цветных лентах, а на руках кольца, мне показалось – большой бриллиант, изумруды, сапфиры…
Я взглянул в окно. Берег залива до самого нашего дома был покрыт расплавленным светлым серебром. Это была рыба. Огромными грудами она громоздилась по берегу до нашего дома, загородила калитку, крыльцо. Я увидел, как, растопыривая ноги, к нашему дому идет урядник и как он, скользя, падает, опять подымается, снова падает.
…На всем Мурмане есть две лошади. На этих лошадях мы и поехали в Печенгский монастырь святого Трифона. Дорога идет каменной тундрой, но колеса тарантаса утопают в грязной дороге: между камней болото, мелкий кустарник и кривая поросль низкой карельской березы. Вдруг на дороге перед нами показались белые куропатки. Взлетают, садятся опять. Так мы подъехали к деревянному монастырю святого Трифона. В чистой горнице, где полы крашеные, высокий и красивый отец Ионафан, настоятель монастыря, угостил нас свежим, только что пойманным в речке лососем. После закуски мы с Серовым приготовили краски, чтобы писать неподалеку от монастыря.
– Вот что, – сказал нам отец Ионафан. – Вот ежели списывать тут будете, не пугайтесь, милостивцы. Медмеди тут ходят, осемь их. А у вас пистоли али пужала какие. Так вы, милостивцы, медмедей не пугайтесь: они тут свои и человека никак не тронут. Уж вы не застрелите их случаем из пистоли, ежели испугаетесь.
Вечером того же дня монах с фонарем в руке нес из монастырской кладовой испеченные хлебы в трапезную, куда мы были приглашены на ужин. Вдруг мы услышали, как этот монах закричал внизу у ворот:
– Эва ты, еретик этакой! Пусти!
Оказывается, медведь отнимал у крыльца от него каравай хлеба, и монах угощал зверя фонарем по морде.
– Я ему уже дал хлеба, – рассказал нам позже монах, – так он все тащить хочет. Тоже и у них, медмедей, не у всех совесть-то одна. Отнимает хлеб прямо у дому, чисто разбойник. Другие-то поодаль смотрят, у тех совесть есть, а этот, Гришка-то, он завсегда такой озорной».
Храм в Полярном
Сам Мамонтов тоже не остался в стороне от полюбившегося ему Севера. Именно на его средства была построена железная дорога Вологда – Архангельск, сыгравшая важнейшую роль в освоении северных окраин России. У нас на Кольском полуострове на его пожертвования были возведены гостиница у Борисоглебской церкви на Паз-реке и Никольский храм в Александровске. Последний особенно примечателен. Он создан по эскизам знаменитого художника Виктора Васнецова, автора знаменитых «Трех богатырей». По его же рисункам расписан иконостас. Копии с васнецовских образов Богоматери и Спасителя сделала дочь художника Татьяна. Остальные иконы для храма писали академик А. А. Киселев, К. А. Коровин, Н. К. фон Мекк. Друзья Саввы Мамонтова пожертвовали новой церкви полный круг богослужебных книг, паникадило, лампады и подсвечники, позолоченные серебряные священные сосуды и Святое Евангелие в серебряном окладе, иконы архангелов Михаила и Гавриила. Сам Савва Иванович подарил храмовую икону святого Николая Чудотворца и всех северных святителей, а также 7 колоколов весом 87 пудов. Супруга Мамонтова Елизавета Григорьевна преподнесла иконостас, священническое облачение и завесу на царские врата.
Судьба храма была печальна: в 1927 году купола снесли, помещение превратили в клуб. Где сейчас святыни – неизвестно. Удалось найти лишь колокол Благовест. В 1999 году храм восстановили, и колокол занял свое место на звоннице.
У самого Саввы Ивановича жизнь тоже дала трещину. В 1900 году он был обвинен в растрате при железнодорожном строительстве, арестован и предан суду. Уголовное обвинение с него в итоге сняли, но пришлось расплачиваться с кредиторами. Для этого у Мамонтова были конфискованы многие предприятия. Умер он в 1918 году.
Русский швед
Следующая история в отличие от первой уже практически напрямую связана с Мурманском. Она растянулась на 53 года, и ее окончание известно многим: в 1932 году ледокольный пароход «Александр Сибиряков» впервые за одну навигацию совершил сквозное плавание по Северному морскому пути. А начиналось все в 1879 году.
Эрик Норденшельд был русским подданным. Родился он в Гельсингфорсе (Хельсинки), в ту пору находившемся на территории Российской империи. В 1849 году там же поступил в Императорский Александровский университет. Изучал математику и геологию, химию и минералогию. В 1855-м Норденшельд защитил магистерскую диссертацию и получил приглашение на должность хранителя университетского минералогического музея. Однако в этом же году за вольнодумие, высказанное вслух, он был уволен. Вскоре его простили, он стал даже профессором. Но молодой ученый снова наступил на те же грабли: на встрече со шведскими коллегами выразил сомнения относительно будущего Финляндии в составе Российской империи. Генерал-губернатор граф фон Берг потребовал от Норденшельда публичных извинений и отказа от своих взглядов. Когда тот не согласился, ему отказали в финансировании его исследований. Из-за этого Норденшельд уехал в Швецию и в 1860 году получил шведское подданство.
Двое в лодке
А в это время в России другой человек делал все от него зависящее для исследований Арктики. Звали его Александр Михайлович Сибиряков.
Огромное свое состояние от золотых приисков он направил на развитие науки и техники. На его средства был основан Томский университет, он же выделил большую сумму на строительство биологической лаборатории малоизвестному в ту пору биологу Петру Лесгафту. При этой лаборатории в 1896 году были открыты высшие научные курсы подготовки воспитательниц и руководительниц физического образования. Сегодня это Национальный государственный университет физической культуры, спорта и здоровья имени
П. Ф. Лесгафта.
При всем этом Александр Сибиряков оставался бизнесменом. Его очень интересовал Северный морской путь как наиболее короткий маршрут доставки товаров в Европу и Америку. Он предполагал, используя великие сибирские реки, подвозить товар на побережье Северного Ледовитого океана, а оттуда на океанских пароходах развозить по всему миру.
Северный морской путь искал и Норденшельд, который к тому времени стал знаменитым ученым. Финансирование его экспедиции взяли на себя Шведское общество антропологии и географии, Королевское общество искусств и наук в Гетеборге, кое-что дал лично король Оскар II, но денег все равно не хватало. И тогда на помощь пришел Сибиряков. Он не только закрыл все дыры в бюджете экспедиции, но и построил специальное судно «Лена», которое должно было сопровождать исследователей в опасном пути.
21 июля 1878 года «Вега» и «Лена» вышли из Тромсе, взяв курс на север. Понадобилось 672 дня, чтобы «Вега» («Лена» дошла до устья Лены и отправилась в Якутск) вышла в Берингов пролив. Со времени великих географических открытий этот проход стал исключительным событием, но на тот период использовать экономические выгоды от него было невозможно. По сути, это была разведка боем, которая показала, что и как надо делать дальше.
Человек и пароход
Такой же разведкой можно считать и плавание ледокола «Александр Сибиряков» в 1932 году. И тут наша история завязывается в интересный узел.
Вернемся немного назад. В конце XIX века Александр Сибиряков отходит от дел и уезжает из России в Париж. На Родине его, правда, не забыли. В 1909 году в Англии спущен на воду пароход «Беллавенчур», предназначенный для промысла тюленей. Через шесть лет судно покупает Министерство торговли и промышленности Российской империи для зимних рейсов в Белом море. В 1916 году ему дают новое имя – «Александр Сибиряков». В Первую мировую войну пароход работал в Белом море на перевозке прибывавших из стран-союзников военных грузов. После войны использовался ежегодно для весеннего зверобойного промысла в Горле Белого моря как грузовое и снабженческое судно. После революции новая власть оставила за судном старое название и прежние обязанности.
В 20-х годах начинается серия арктических исследований, венцом которых становится сквозное плавание «Александра Сибирякова» по Северному морскому пути в 1932 году. Хотя судно вышло из Архангельска, этот рейс проходил прежде всего в интересах Мурманска. Наш город имел одно, но очень важное преимущество перед Архангельском – незамерзающий порт. Поэтому именно мурманчанам предстояло эксплуатировать новую трассу. Экспедиция под началом О. Ю. Шмидта вышла на судне «Александр Сибиряков» 28 июля из Архангельска, а 1 октября уже была в Беринговом проливе. В борьбе со льдами оно потеряло винт и свое историческое плавание завершало под парусом, сшитым из брезента.
А что же Александр Сибиряков? Если в 1916 году его в России еще помнили, то в 1932 году, видимо, уже нет. И даже не интересовались его судьбой. Ничем другим нельзя объяснить тот факт, что в советских энциклопедиях годом его смерти значился 1893-й.
Но Александр Михайлович тогда не умер. Уехав из России, он жил в Париже, Цюрихе, Ницце. В 1920 году Сибирякова разыскал в Ницце шведский консул. Александр Михайлович пребывал в глубокой бедности. Благодаря усилиям консула и председателя Географического общества в Стокгольме шведское правительство в 1921 году назначило Сибирякову пожизненную пенсию в размере 3000 крон ежегодно. Шведы помнили услуги, оказанные Сибиряковым в деле организации экспедиции Норденшельда. Умер Сибиряков в больнице Пастера в Ницце 1 ноября 1933 года, через год после того, как судно, названное его именем, повторило достижение «Веги» Норденшельда. Возможно, Александр Михайлович успел даже прочитать об этом событии в газетах. Но об этом мы уже никогда не узнаем.
Что же касается парохода «Александр Сибиряков», то он погиб 25 августа 1942 года в бою с линкором «Адмирал Шеер». В живых осталось 14 человек, включая капитана Анатолия Качараву. В сентябре 2014-го останки «Александра Сибирякова» обнаружила исследовательская экспедиция. В августе 2015-го они были исследованы телеуправляемым подводным аппаратом и водолазами, собравшими некоторые детали судна в качестве музейных экспонатов. На корпусе судна была закреплена мемориальная табличка в память о погибших. «Александр Сибиряков» сегодня покоится на глубине 49 метров.
Андрей КИРОШКО.
