Когда фельдшер лесопункта уходил в запой, 19-летняя Татьяна брала сумку со шприцами и медикаментами и отправлялась за двенадцать километров к вербованным. Те валили и сплавляли лес, случались травмы. Лихие были мужики: пили спирт, играли в карты, с молоденькой фельдшерицей не церемонились. Запросто требовали липовые больничные. А то и вовсе – спирта налить! Татьяна поначалу сопротивлялась. Но фельдшер лесопункта, ничего вроде мужик, хоть и пьющий, когда был в себе, предостерег: «Ты, деваха, с ними не связывайся!». Вербованные были отчаянные: чуть что не по ним, намекали по-своему – втыкали лезвие ножа в фельдшерский стол. В общем, Татьяна сдалась.
Городская
На лесопункт, правда, ее отправляли редко – своих дел было выше крыши. Шутка ли, в зоне ответственности восемь глухих архангельских деревень! На ней было, считай, все: и роды, и простуды, и травмы, и детские прививки, и старушечьи болячки. Вазенцы, Воймозеро, Пияла, Хачела, Пачепельда, Каска, Филява, Ковкула. Мурманчанка Татьяна Иванова и сейчас, спустя полвека, без запинки перечисляет названия своих деревень. Как стихи! Романтичная натура. Когда прибыла в Онежский район на теплоходе в модной красной шляпе и модельных полусапожках, с боями купленными в Мурманске, местные с презрением припечатали за спиной: «Городская!».
Первое время отчуждение ощущалось очень сильно. Ведь доверие деревенских шляпой и какими-то полусапожками не заслужишь. Она чувствовала, что одна-одинешенька в этой архангельской глуши, за 130 километров до ближайшей железнодорожной ветки. И писала стихи: «Бежит к реке крутой откос. А я одна и, как обычно, шепчу стихи себе под нос. Рассвет крадется из-за леса, чуть розовеют облака. И осторожно опускает к себе на спину их река. Последний лист осенний яркий уже успел заиндеветь. Он на ветру трепещет, рвется и очень хочет улететь».
Она до сих пор помнит, как хотелось бросить все к чертям собачьим и вернуться в Мурманск. И стихи хранит до сих пор. Как напоминание, что как бы ни было тяжело, не в ее это характере – бросать.
Романтика
Деревенские все же зауважали. Особенно когда увидели, как она осенью по едва окрепшему льду шпарит на фигурных коньках через озеро – на вызов в очередную деревню. «Они же думали, приехала модница городская, нифинты-то она не умеет, – рассказывает Татьяна Ефимовна. – А я за четыре года жизни в деревянном общежитии архангельского медучилища и печку научилась заправски растапливать, и белье на реке полоскать. Однокурсники были сплошь деревенские и после распределения разъехались по своим деревням. А мне романтики захотелось так! И я выбрала самую что ни на есть «отдаленку», глухие архангельские места. Нет-нет и подумаю: вот дура-то была!».
Восемь Татьяниных деревень были разбросаны по району по обе стороны озера и реки. Зимой она бежала по ним, заснеженным, на лыжах. Или ехала на запряженных санях. Летом спасала лодка. А в межсезонье было страшно. Осенью долго ждали, пока прочно схватится лед, а то ведь, бывало, еще у берега по пояс проваливалась. А весной шла шуга – комья снега, куски льда, с лодкой не сунешься. Один раз она решилась, когда шуга стала мелкой, переправиться на другой берег в моторке. До сих пор помнит, как же было страшно: «Мужики, которые меня сопровождали, накатили спирта, а я всю дорогу не могла прийти в себя от страха».
Полкило шприцев
Как только в октябре 1966-го Татьяна впервые появилась на своем фельдшерском пункте в Пачепельде, ее строго-настрого предупредили: вызов вертолета обходится в большую сумму –- 60 рублей. Если его посчитают необоснованным, придется выкладывать свои кровные. А у фельдшера зарплата – всего 60 целковых! Молоденькая фельдшерица для максимальной оперативности попыталась освоить езду верхом. Но затею пришлось бросить: «Все ампулы перебила, попу отбила!». А потом деревенские нашли для нее мопед. Вот было счастье. В дороге, за рулем, можно было даже снять с плеча сумку: там только люэровские шприцы больше чем на полкило тянули. Шприцы были старые, металлические, с металлическими стерилизаторами. Иголки быстро тупились, фельдшеры время от времени спиливали их тупые концы. К шприцам в сумке – ампулы, бинты, вата. Это не считая других медикаментов. Багаж выходил увесистым. «Без сумки из дома не выходила, – говорит Татьяна Ефимовна. – Какой же я фельдшер, если, случись что, не смогу помощь оказать? А если срочный вызов куда?».
Мешок сахара
В Мурманске свою архангельскую глушь Татьяна Иванова вспоминает нечасто. Ну вот, например, когда первый раз окуналась в прорубь на Семеновском озере. Поначалу страшно было, как там, на осенней речке с тонким льдом. А потом привыкла, четверть века занималась моржеванием. Все золотые медали собрала за заплывы в ледяной воде! В голодные девяностые вместе с медалью получила мешок сахара, страшно гордилась – добытчица! Медикам тогда деньги не платили. Когда старшая дочка выходила замуж, пришлось писать заявление на имя главного врача с просьбой наконец выдать зарплату за прошедшие полгода. А то ведь не на что было играть свадьбу.
А еще вспоминала свою архангельскую глубинку, когда в начале восьмидесятых пришлось работать инструктором лечебной физкультуры в спецотделении областной больницы. Там проходили лечение сплошь советские «випы» и их жены. «Звонила в дверной звонок, а мне из палаты отвечали: «Ой, что-то сегодня не хочется заниматься физкультурой!». Я там так скучала! Знакомые разве что пальцем у виска не крутили, говорили: мол, в такое отделение попасть большая удача. Там и квартиру можно «продавить». А я, глупая, даже не думала об этом, вспоминала «свои» деревни».
Немой свидетель
Квартира у Татьяны Ефимовны, к слову, и без «вип-отделения» самая что ни на есть наилучшая. Можно сказать, раритетная. Немой свидетель всей ее жизни. Она здесь выросла и живет по сей день. «Трешка» в 44-м доме на проспекте Сталина, сейчас это на проспекте Ленина 76-й дом, и бомбежки, и День Победы видела, и радость в глазах мамы Марии Филипповны. И отца Ефима Матвеева встречала в 1945-м после демобилизации. И стала свидетельницей рождения самой Татьяны Ефимовны, сразу после войны, в 1947-м. Эта квартира прекрасно знает всех ее родных людей – любимого мужа Виктора, двух дочек – Елену и Екатерину, четырех внучек – Лизу, Марину, Аню, Вику… Знакома с друзьями по мурманскому педагогическому училищу, где она работала фельдшером здравпункта три с половиной десятка лет. С одноклассницами по 2-й школе, многочисленными знакомыми по ледяному плаванию, коллегами. А еще – с ее детской мечтой стать бесстрашным фельдшером, готовым в любую минуту сорваться на вызов. И с теми архангельскими стихами про откос, лес, осень и мятежный последний лист.
Страницу подготовила Анжелика КОВАЛЕВА. kovaleva@vmnews.ru
Фото Марты ЖЕГАЛИНОЙ и из архива семьи Ивановых.
