Наша газета продолжает публикацию воспоминаний очевидцев бомбардировки Мурманска 18 июня 1942 года. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию отрывок из письменного отчета капитана порта Георгия Вольта, посвященный деятельности портовиков в годы войны.
По горячим следам
Отчет Георгия Вольта – одна из жемчужин документальной литературы о военном Мурманске. Во-первых, она была написана уже 20 июля 1944 года, то есть по горячим следам. Во-вторых, автор (с 1942 года он занимал высокий пост в мурманском порту) имел возможность пользоваться официальными документами 1941–1944 годов. Кроме этого Георгий Владимирович Вольт активно опрашивал и записывал воспоминания своих коллег.
Безусловно, на Вольта серьезно влияло то, что эту работу он выполнял по заданию Наркомата морского флота, где специальная комиссия собирала и обрабатывала материал по истории морского транспорта в Великой Отечественной войне. Думается, это обстоятельство заставляло автора избирательно подходить к подбору материала, который он вносил в рукопись.
Но отчет Георгия Вольта далек от принятой в те годы формы подачи информации в официальных документах. Да, он приводит всю необходимую статистику, но при этом язык его изложения свободен от канцеляризмов, он прост и ясен, хотя и безыскусен. При описании событий 18 июня 1942 года Георгий Владимирович пишет только о том, чему лично был свидетелем. И это большая ценность, поскольку автору ничего не надо домысливать, что часто бывает с мемуаристами. Тем не менее даже эти свидетельства очевидца иногда расходятся с официальными цифрами. Так, Вольт пишет о большем количестве жертв 18 июня, хотя цифр не приводит. Но, по данным Мурманского загса, в этот день была выдана всего одна справка о смерти и еще несколько в последующие дни. Возможно, Вольт видел эти жуткие картины в другие дни лета 1942 года, например, 14 или 30 июня, когда действительно погибших было много. Несмотря на такие нестыковки, отчет Георгия Вольта остается одним из важнейших источников по истории Мурманска в годы Великой Отечественной войны.
Интересна последующая судьба этих записок. Они были отпечатаны в четырех экземплярах. Один (подлинник) отправился в Москву, второй вручен начальнику мурманского порта Новосадову, третий – секретарю партбюро ВКП(б) торгового порта Тимофею Гуженко (впоследствии он станет министром Морского флота СССР), а четвертый – в редакцию газеты «Полярная правда». Возможно, был и пятый, поскольку сомнительно, чтобы автор не оставил один экземпляр себе. Какая-то из мурманских копий позже хранилась в музее торгового порта. После его ликвидации данный экземпляр оказался в коллекции фотографа торгового порта Юрия Шумилкина, которому удалось спасти часть документов незадолго до их уничтожения. Юрий Геннадьевич и предоставил нам возможность ознакомиться с этими уникальными материалами. Далее мы цитируем ту часть отчета Георгия Вольта, где он рассказывает, что происходило в городе в июне 1942 года.
Был ясный теплый день
«Многие мурманчане изучили маневры вражеской авиации, некоторые стали опознавать самолеты по шуму, другие, следя за полетом стервятников, предсказывали, где упадут бомбы. Люди, собиравшие сперва осколки бомб как сувениры, забросили это занятие, так как коллекции стали громоздкими, да и на каждом шагу можно было найти осколки любой величины и формы.
В свободное от работы время портовики, желавшие отдохнуть, уходили в горы, где их не беспокоили воздушные тревоги и налеты. Там было безопасно, и оттуда можно было наблюдать за ходом действий во время бомбежек. 15, 16 и 17 июня вражеская авиация все время появлялась над Мурманском. Сбрасывали бомбы и кассеты с зажигалками на город, железную дорогу и окрестности, но в районе порта и портового городка не было поражений.
18 июня был ясный теплый день, дул легкий юго-восточный ветерок. В 10.40 был дан сигнал воздушной тревоги, и минут через 10–15 появились четыре неприятельских самолета, шедших на большой высоте и пролетевших над Мурманском в сторону моря. В 11.05 был дан отбой. Все говорили, что это разведка. В 11.40 был подан вторичный сигнал ВТ, и около 12 часов появились шесть вражеских самолетов, шедших также на большой высоте по направлению на северо-восток и пересекавших город над колонизационным поселком. Было сброшено несколько фугасных авиабомб и около двадцати кассет с зажигалками. Фугасные бомбы упали где-то в городе и колонизационном поселке, а зажигалки рассеялись на площади от клуба имени Володарского по направлению к почте и Дому культуры имени С. М. Кирова. Упали зажигалки также где-то в колонизационном поселке, по улицам Карла Маркса и Володарского.
Минут через двадцать начались пожары на улице Перовской в районе Дома культуры, в колонизационном поселке, на улице Карла Маркса, около почты, клуба имени Володарского и железнодорожной поликлиники. Немного позже загорелся разбитый деревянный дом напротив дома № 4 на улице Володарского. Пожары быстро распространялись и начали охватывать портовый городок с двух сторон. Поднявшийся сильный ветер перебрасывал горящие доски, щепки, искры и прочее на расстояние до 200 метров. Около 14 часов уже почти весь портовый городок пылал. Люди, спасаясь от жары и дыма, бросались в укрытия (щели), большинство из которых были забиты вещами. Некоторые бежали в горы, другие – вниз к порту. Пожар бушевал до позднего вечера, но благодаря подвозу воды автомашинами из порта он был остановлен около столовой № 1 на улице Карла Либкнехта и на улице Туристов. Огнем было уничтожено 73 дома порта, в числе которых два жилых каменных дома и каменное здание клуба моряков. 2850 семейств портовиков остались без крова и потеряли имущества на 170 557 906 рублей. Из портовиков погибли во время этого пожара капитан порта Дмитриев и водопроводчик Башклеев.
Но жертв кроме них было очень много. Особенно женщин и детей».
Горело все
«В этот день я был свободен до 18 часов. С утра пошел в пароходство по огородным делам, так как меня избрали председателем огородной комиссии (в тот момент автор еще работал старшим диспетчером Мурманского морского пароходства. – Прим. ред.). На обратном пути воздушная тревога застала меня около каменного дома № 4 на улице Володарского. Я зашел в подъезд, так как по сигналу воздушной тревоги милиционеры не разрешали ходить по улицам. Вскоре услышал отдаленную стрельбу зениток в южной части города. Выйдя через подъезд на крыльцо с южной стороны дома, услышал взрывы бомб где-то в колонизационном поселке и увидел дымки высоко разорвавшихся снарядов, а среди них четыре или пять самолетов, расходившихся веером. В воздухе также были видны черные клубы дыма от разрыва кассет. Вслед за этим послышался сильный шум летевших зажигалок, которые усеяли всю площадь от Володарского, 4 до улицы Карла Маркса.
…Я бросился к своему дому № 5 на улице Карла Маркса, зная, что там никого не было. Все шестеро жильцов в это время работали. По дороге захватил валявшийся лист фанеры и забросал песком несколько зажигалок. Помню, около меня была девушка, которая руками подхватывала песок, забрасывая горящие зажигалки, и какой-то военнослужащий, затаптывающий их ногами.
Прибежав к своему дому, я убедился, что в него ничего не попало, но вокруг было очень много горевших зажигалок, и я, схватив лопату, стал их засыпать песком. В это время на другой стороне большого оврага, на краю которого стоял наш дом, горели частные домики, находившиеся около Дома рыбака, и искры летели в овраг, заполненный материалами и складами торговых организаций города.
Прибыл сосед по квартире Барабин, военнослужащий (возможно, речь идет о Ванифатии Давыдовиче Барабине, технике-лейтенанте Северного флота, начальнике отдела хранения склада радиолокации, проживавшем в доме № 5 на ул. Карла Маркса. – Прим. ред.). И мы ведрами таскали из квартиры воду и поливали стены дома снаружи, так как ветер усилился и нес на наш дом искры от горящих в овраге складов. Мы видели, как Измайлов пришел с рабочими в овраг и дал им распоряжение носить ведрами воду и поливать ящики с пустыми
бутылками и банками, но, когда он ушел, рабочие разбежались, и больше никто не показывался. Кругом уже все горело, жара стояла нестерпимая. Прибежали еще жильцы дома: Хабарова, заведующая детсадом № 10 порта, и две девушки. Они начали вытаскивать одежду и ценные вещи, бросать их в щель и засыпать песком».
Сквозь огонь и дым
«Горел новый клуб, дом таможни № 3 на улице Карла Маркса, клуб имени Володарского. В сторону улицы Челюскинцев все было закрыто дымом и огнем. В горящих в овраге складах что-то взрывалось, оттуда валил едкий желтый дым. Водопровод перестал работать, и подача воды прекратилась. Женщины убежали на улицу Карла Маркса в сторону проспекта Ленина, где были видны просветы среди дыма и огня.
Через некоторое время что-то взорвалось с подветренной стороны нашего дома. Прибежав туда, увидел, что горит погреб военной организации и из него сильная струя горящей жидкости поливала наш дом, уже пылавший с подветренной стороны. Наверное, в погребе была бочка с нефтью или каким-то маслом. Вдвоем мы были бессильны без воды. Стена и крыша дома уже пылали. Решили уходить, так как едкий дым из оврага не давал дышать. Двинулись к улице Карла Маркса, но просветов уже не было. Сплошной черный дым закрывал все, и, прижимаясь к земле, мы спустились в овраг и вышли из оврага около почты, где дыма не было. Напротив почты, через улицу, догорал деревянный дом Мурманского горсовета. Около почты на тротуаре лежала в обмороке женщина, в которой я узнал сотрудницу бухгалтерии порта. Ее уложили на носилки и унесли в здание почты. На улицах было очень много народа, который смотрел через овраг в сторону портового поселка. Оглянувшись, видел, что весь портовый городок представлял сплошное море огня и дыма. Наш дом уже весь был охвачен огнем и пылал».
Торчали одни трубы
«Я решил пойти к знакомым, жившим в колонизационном поселке на улице Карла Маркса, чтобы умыться и привести себя в порядок. Пробираться пришлось мимо школы № 17, которая оказалась полуразрушена упавшими рядом бомбами. Высоко на проводах висели чьи-то брюки, улица была загромождена обломками досок и разной рухляди. На улице Микояна горели деревянные дома. Я понял, что тут не умыться, и вспомнил, что мне надо быть к 18 часам в пароходстве. Туда я и направился. По дороге услышал стрельбу зениток и увидел, как рвутся снаряды. Одна из бомб, как я видел с горы, попала в каменный дом судоремонтного завода «Мурманрыбы». Я спустился с горы по улице Карла Маркса и прошел до Октябрьской улицы. Кругом торчали одни трубы, вокруг которых тлели остатки домов. По Октябрьской улице прошел мимо трупа обгоревшего мужчины с лопнувшим животом и вывалившимися внутренностями.
От Октябрьской улицы я повернул на улицу Челюскинцев, где около сгоревшей конечной остановки автобусов лежали незначительно обгоревшие трупы женщины и девочки у нее на руках. Девочка была лет 10, и она обнимала женщину обеими руками за шею. Немного дальше, на противоположной стороне улицы, из укрытия (щели) с обгоревшим и обвалившимся деревянным перекрытием доставали около десятка задохнувшихся и обгоревших женщин и детей, у которых отвалились конечности. Затем по сгоревшей улице Пищевиков вышел на Водопроводную, где помещалось пароходство. Там уже собрались почти все сотрудники и делились впечатлениями. Я обнаружил у себя сгоревший один ботинок и полу пиджака. Меня отпустили, так как всякая работа была парализована, и я опять возвратился на пожарище».
Объединило общее несчастье
«Придя около 20 часов на место своего дома, встретился с соседями, и после обсуждения вопроса о дальнейшем пристанище мы сделали шалаш из обгоревшего кровельного железа. Раскопали обгоревшее ведро, принесли воды, разгребли угли, вскипятили воду в ведре. Барабин принес хлеба, сала и чаю. Одна из девушек извлекла откуда-то сахару. Я выкопал у себя на огороде посаженную картошку, оказавшуюся уже испеченной. Из противогазной сумки Барабин извлек пол-литра водки, и все пятеро, выпив и закусив, улеглись спать вместе под остатками крыши нашего дома и старенького одеяла, не обращая никакого внимания на биологические особенности полов и возрастов. Нас объединяли общее несчастье и переживания.
На следующий день мы разошлись. Я отправился в пароходство, где был вызван к начальнику порта и пароходства Фортученко, который сказал мне: «Капитан порта Дмитриев погиб, сгорела вся его контора вместе с делами и документами, да и людей, кажется, не осталось в портнадзоре. Вам эта работа знакома, поэтому с завтрашнего дня приступайте к исполнению обязанностей капитана порта, заводите и организовывайте всю службу заново». На этом и началась моя новая работа после пожара.
Управление порта перебралось в помещение морской санитарной станции, а затем в школу № 3. Я со своей конторой занял частный брошеный домик на Ручьевой улице, некоторые отделы расселились по всему городу, как, например, отдел снабжения – чуть ли не на Зеленый мыс. Склады вынесли за кладбище, бухгалтерия поселилась в здании мортехникума в другом конце города. Военный отдел – в подвале дома
№ 4 на улице Володарского».
Цель – мирное население
«После пожара 18 июня все убедились, что не военные объекты выискивал враг, а мирное население – женщин и детей. Враг стремился уничтожить наши хижины, чтобы лишить нас минимальных бытовых удобств. Это был продуманный и просчитанный акт. После этого пожара налеты вражеской авиации не уменьшались. Не прекратилось и сбрасывание зажигательных бомб. Были частые пожары в колонизационном поселке, на Жилстрое (южная часть города), на Петушинке (район судоверфи), на железной дороге и в рыбном порту. Мурманчане начали расселяться в Колу, Фадеев Ручей, Росту и даже в Кильдинстрой. Опять потянулись из Мурманска женщины с детьми, так как положение становилось очень напряженным. Жилищ не хватало, погорельцы заняли все пустовавшие дома, сараи и кладовки. Некоторые построили на пожарищах шалаши самых разнообразных конструкций из кирпича, собранного на других пожарищах. В целях предохранения от возгорания деревянные (дощатые), драночные и толевые крыши начали мазать глиной. В связи с сухой теплой погодой и недостатком воды в озерах стали устраивать водохранилища, используя для этой цели ямы, воронки и канавы. Около домов, которые не сгорели (в районе Зеленого мыса и столовой № 1 порта), жильцы выкопали ямы, уложили в них вещи и засыпали песком, чтобы сохранить свое имущество в случае пожаров. Но получилось, что вещи отсырели и потом просушивались всю осень».
Андрей КИРОШКО.
Фото из фондов Мурманского областного краеведческого музея и открытых Интернет-источников.
