С середины XIX века на северном побережье Кольского полуострова, в его прибрежных водах, а также на некоторых островах произошли события, которые впервые заставили задуматься власти Российской империи о создании здесь города-порта или хотя бы крупной военной базы. Речь идет о начале колонизации Мурманского побережья, в том числе иностранцами. Но вслед за легальными переселенцами сюда в огромном количестве пришли браконьеры, борьба с которыми и станет предметом нашего рассказа. На прошедших недавно в Мурманске XVI Феодоритовских чтениях данную тему хорошо раскрыл в своем докладе кандидат исторических наук Руслан Давыдов, много лет занимающийся изучением истории российского Севера.
Непредвиденные последствия
Все началось в 60-х годах XIX века, когда правительство России решило активизировать заселение Мурманского побережья. Высочайше утвержденными положениями комитета министров России от 31 августа 1860 года и от 22 ноября 1868 года разрешалась и стимулировалась колонизация этих мест – как российскими подданными, так и иностранцами. Последним наравне с россиянами были предоставлены различные льготы. Он могли, например, заниматься «всякого рода торговлею и промыслами без взятия установленных свидетельств», привозить беспошлинно «для собственного употребления и для продажи в колониях» мануфактурные и другие товары и так далее. Появление немногочисленных иностранных колоний, главным образом норвежских, привело к ряду непредвиденных последствий. Одним из них стало заметное увеличение количества норвежских рыболовных судов у Мурманского побережья, что вызвало ропот среди российских рыбопромышленников.
Первым на это обратил внимание генеральный консул России в Христиании (ныне Осло) действительный статский советник Мехелин. В 1868 году в одном из своих донесений он указал, что русские, занимающиеся рыболовством у берегов норвежского Финмаркена, стали встречать со стороны норвежских властей все больше затруднений в своей деятельности, тогда как у российских берегов, наоборот, наблюдается чрезвычайное развитие норвежского рыболовства. Мехелин запросил более подробные данные в российском министерстве иностранных дел. Оттуда вопросы консула переслали в министерство государственных имуществ, которое отправило их архангельскому губернатору, а тот, в свою очередь, перекинул их в Кольское уездное полицейское управление. Наконец, пристав 5-го стана Кемского уезда Поникаровский 15 февраля 1869 года подготовил рапорт, в котором по пунктам ответил на интересующие консула Мехелина вопросы.
По данным Поникаровского, в 1867 году у наших берегов промысловых норвежских судов (ел), было до 150, а мореходных судов или кораблей – до 50. В 1868 году ел стало уже более 300, а кораблей – более 100. Все они занимались ловом трески. «Норвежцы ловят рыбу на елах лесою в расстоянии от берега не более как на 400 сажен, а мореходные суда их или корабли стоят всегда бережнее Зубовских островов, т. е. это составит не более от материка земли полуострова Рыбачьего как 300 сажен; это я основываю на личном своем удостоверении, – писал пристав. – Шкипера или управляющие норвежских судов вовсе не являются и не предъявляют своих видов и решительно ничего не платят за прописку паспортов становому приставу, разъезжающему по Мурманскому берегу. От посещения норвежцами наших берегов у наших промышленников происходит в сильной степени ропот и гнев, собственно, потому, что наших промышленников, по словам их, штрафуют тотчас в Норвегии, коль скоро они будут ловить рыбу ближе 10 верст от Норвежского берега. Также страшно ропщут и на то, что норвежцы, ловя рыбу, тут же производят и чистку оной, а потрохи и головы от оной бросают на дно моря, отчего по опыту и приметам наших промышленников на будущий год в том месте никогда рыба не стоит, т. е. не ловится».
Получается, что вслед за норвежскими колонистами, которых было относительно немного, к Кольскому полуострову потянулись тысячи рыбаков, и не думавших переселяться на Кольский полуостров. Их интересовала только рыба. Главной причиной появления у российских берегов рыбацких флотилий наших соседей стало оскудение рыбных запасов в местах их традиционного промысла. Очень быстро норвежцы превзошли по численности русских рыболовов и фактически стали выживать их с насиженных мест. Российские полицейские власти были бы и рады помочь соотечественникам, но оказались связаны по рукам и ногам отсутствием необходимых законов. И лишь молча наблюдали за происходящим.
Но это были еще цветочки. Примерно в это же время начинается экспансия на российский Север и норвежских зверобоев, ранее истребивших морского зверя на Шпицбергене. И норвежцы, зная от русских коллег о богатых лежбищах моржей на Новой Земле, поспешили туда. Но архипелагом викинги не ограничились: охоту начали вести также в горле Белого моря и на побережье Кольского полуострова.
Противостояние
Местное население из-за своей малочисленности не могло составить конкуренцию норвежским зверобоям и рыболовам. Но иногда поморы отвечали, и очень жестко.
В 1878 году произошел самый крупный конфликт. 14 сентября 1878 года норвежская газета, которую переводчик назвал «Финмаркенскими губернскими ведомостями», изложила свою весьма однобокую версию того, как норвежское судно «Превен» из Тромсе под командой шкипера Исаксена было ограблено у Новой Земли русскими: «Русские начали стрелять. 14 человек в 2 карбасах, держа ружья на выстреле, силою взобрались на корабль, который в то время был на парусах. Один из русских взял сейчас же руль и управление судном, а другие грабили, как настоящие морские разбойники. Все оружие, патроны, три зрительные трубы, одни карманные часы, две гармонии, карта Новой Земли и разные мелочи были взяты русскими. Они сказали, что русское правительство дало им право обращения таким образом со всеми норвежскими судами. Шкипер русского судна требовал водки, но таковой на судне не было. Потом они отвалили от судна с музыкой и смехом».
Надо сказать, что норвежцы немало сделали для возмущения местного населения. Рыбаки, например, обрезали сети у своих русских конкурентов, а улов забирали себе. Зверобои шли еще дальше. Охоту на тюленей и моржей они вели при помощи огнестрельного оружия в отличие от русских, которые им не пользовались, предпочитая забивать зверя. Стрельба же приводила к тому, что животные стали покидать привычные места обитания, а при первых выстрелах бросались в воду. Более того, на стороне норвежцев оказалась сама природа: они выходили на промысел из незамерзающих портов северной Норвегии ранней весной, в то время как русские промышленники, базы которых находились на побережье Белого моря, были вынуждены до июня ждать, когда море освободится ото льда. И когда поморы появлялись в местах традиционной охоты, выяснялось, что там уже похозяйничали потомки викингов. А если зверь был на месте, то гости силой не пускали хозяев на промысел.
Браконьеров поддерживала норвежская пресса, которая порой опускалась до откровенной лжи. В июне 1868 года в одной из норвежских газет появились публикации об ужасающих происшествиях, якобы имевших место на Мурмане. Газета сообщала, что в начале мая у полуострова Рыбачий на промыслах находилось около 600 норвежских судов, на которых было до 3000 рыбаков. Во время шторма больше половины судов утонуло. Спасшиеся рыбаки не только не получили помощи от живущих на берегу, но и стали их жертвами. Местные жители – колонисты – якобы снимали с мертвых одежду и выбрасывали голые тела обратно в море, «оставшихся же в живых обирали, выхватывая из рук ящики, запрещая уносить с собою пожитки». С уцелевших после шторма требовали денег, «угрожая расстрелянием». Когда в Вайда-губу зашли, спасаясь от шторма, три больших судна из южной Норвегии, на них, по словам газетчиков, напали 70 вооруженных людей. Грабежом руководил человек, выдававший себя за российского таможенного переводчика.
Судя по всему, данное сообщение было ложью, потому что на него не отреагировало даже правительство Норвегии. Да и расследования никакого не проводилось. Русские же власти решили, что либо это сознательная дезинформация, либо норвежских рыбаков ограбили их же колонисты, которые действительно жили на Рыбачьем. И тоже не стали ничего расследовать.
Беспомощные крейсера
В Санкт-Петербурге, с одной стороны, понимали необходимость защиты интересов империи на ее северных окраинах, с другой стороны, экономического эффекта дать эти территории в тот момент не могли. Поэтому их проблемы решались по остаточному принципу. Более того, когда правительство наконец согласовало ответные меры по сдерживанию норвежского хищничества в территориальных водах России, то против выступил МИД в лице канцлера Горчакова. Тот указал, что жесткие меры воздействия, в частности запрет ловли трески в прибрежных водах, может привести к ответным мерам правительства Норвегии и скажется на положении российских купцов в этой стране.
Тем не менее правительство все же нашло средства и отправило военные суда в Баренцево море для контроля за действиями норвежских рыбаков и зверобоев. Инициатором выступил министр внутренних дел Лорис-Меликов, получивший поддержку управляющего Морским министерством великого князя Константина Николаевича.
Беда была в том, что, во-первых, капитаны не получили соответствующих инструкций, а во-вторых, царская власть так и не удосужилась четко определить границы своих территориальных вод. В итоге крейсерство военных шхун «Полярная звезда» и «Бакан» у Мурманского берега в 1881-1882 годах оказалось неэффективным. За два года российские шхуны не задержали ни одного иностранного судна из тех, что вели промысел у берегов Мурмана. Тем самым они провоцировали иностранных рыбаков на продолжение промысла в этом районе.
Возможно, крейсерство бы продолжилось в последующие годы, но убийство Александра II в марте 1881 года привело к отставке Лорис-Меликова и великого князя Константина Николаевича с их постов и подорвало интерес в министерствах к крейсерству на Севере.
Злой «Наездник» и добрый царь
Только в 1886-1887 годах российские власти смогли дать четкое определение русских территориальных вод (применительно к Мурманскому побережью). В 1886 году в свой первый рейс вышел административный пароход «Мурман», в обязанности которого в том числе входило и недопущение к промыслам иностранных промышленников в пределах русских территориальных вод. Но главной задачей «Мурмана» стала развозка официальных лиц, так что времени для пресечения деятельности браконьеров оставалось очень мало. Кроме того, пароход не имел вооружения. Да и норвежские рыбаки стали хитрее: они фиктивно нанимались к своим бывшим соотечественникам – мурманским колонистам, получившим российское подданство. И формального повода привлечь их к ответственности за «вторжение» уже не появлялось.
В первый раз Россия показала зубы в 1893 году, когда на крейсерство к мурманским берегам вышел паровой клипер «Наездник». На этот раз к составлению инструкции для его командира отнеслись серьезно. В ней подробно были регламентированы основные действия при осмотре, аресте иностранных судов, конвоировании их в порт и прочее. Разрешалось применять силу, в том числе и артиллерию.
7 июня 1893 года «Наездник» задержал на рейде у Йокангских островов сразу шесть норвежских яхт и препроводил их в Екатерининскую гавань (ныне – Полярный). Команды яхт были заподозрены в том, что занимались зверобойным промыслом в российских территориальных водах, вероятнее всего, в горле Белого моря. По приговору мирового судьи, четверо шкиперов были признаны виновными в промысле тюленей в русских территориальных водах. С них был взыскан мизерный штраф – 10 рублей с каждого. Конфискованные тюленьи шкуры (1051 штука) и тюлений жир (41 бочка) обращены в пользу казны.
В Норвегии известие о задержании судов вызвало всплеск русофобии. Масла в огонь подлили и сами задержанные после их возвращения домой. Они утверждали, будто бы слышали от русских офицеров, что в следующем году Россия захватит Финнмарк. Норвежские промышленники с нетерпением ждали от своего правительства официального осуждения действий России. Но его не последовало. МИД соединенных королевств Швеции и Норвегии предложил «пострадавшим» судовладельцам лишь дипломатическую поддержку при обращении к русскому императору с прошением о помиловании. В итоге прошение было подано и... удовлетворено. А по случаю коронации Николая II в 1896 году просителям даже выплатили компенсацию за конфискованную у них добычу!
В преддверии бури
Задержание крейсером «Наездник» норвежских судов и наказание четырех шкиперов вызвало временное сокращение норвежских зверобойных промыслов в «восточных льдах». Несмотря на то, что начиная с 1893 года к берегам Мурмана и Новой Земли ежегодно вплоть до 1914 года посылались крейсера, положить конец браконьерству они не могли. Ведь помимо охранной функции у них были и другие. В частности, крейсера вели съемку берегов, измеряли глубины, уточняли старые и составляли новые карты. Это была очень нужная работа, но она оставляла мало времени на собственно охрану территориальных вод России. Нет, задержания и аресты норвежских судов были, но они не особо пугали нарушителей. Второй причиной было отсутствие базы для стоянки и обслуживания крейсеров. В-третьих, на Севере работал всего один крейсер, который не мог поспеть всюду.
Все это подталкивало российскую власть к необходимости создания на Кольском полуострове города-порта. Но лишь события Первой мировой войны заставили правительство зашевелиться всерьез, и в итоге в 1916 году появился порт Романов-на-Мурмане. Но норвежские набеги в территориальные воды уже СССР продолжились и вылились в 20-е годы прошлого века в проигранную норвежцами тюленью войну. Но это уже совсем другая история.
Андрей КИРОШКО.
Фото из фондов Мурманского областного краеведческого музея и открытых Интернет-источников.
