7 февраля 1997 года возле автобусной остановки на сугробе полусидел-полулежал пожилой мужчина. Спешившие по своим делам мурманчане даже не догадывались, что на их глазах истекают последние секунды жизни Ивана Алексеевича Бородулина, полного кавалера ордена Славы, почетного гражданина Мурманска. Кто-то вызвал неотложку, но было уже поздно…
Нам повезло – Иван Алексеевич успел написать свои боевые воспоминания. Он описал военную жизнь просто, ясно, без излишнего пафоса. И теперь мы знаем, что его военная биография – это готовый сценарий для сериала, в котором ничего не надо придумывать.
Тяжело в учении
Ивана Бородулина можно считать коренным северянином. Он родился в карельской деревне Песчаная 8 ноября 1921 года. Окончив школу, отправился в Ленинград, где поступил в Горный институт.
«Тысяча девятьсот сорок первый год для меня и моих ровесников начался безоблачно, – напишет позже Иван Алексеевич. – Мы считали, что Красная Армия всех сильней и если кто-нибудь посмеет сунуть «свое свиное рыло в наш советский огород», то будет бит «малой кровью и могучим ударом». Мы пели «Если завтра война, если завтра в поход», нимало не представляя себе, а что будет, если завтра действительно война...».
Первым порывом студента Бородулина было идти на фронт. Но в военкомате ему отказали: «Идите учитесь. Надо будет, вызовем». Не помогло и обращение в райком партии. А вскоре студентов отправили под Новгород строить укрепления.
В Ленинград стройотряд уже не вернулся – к этому времени город оказался в блокаде. Иван отправился в Карелию, в Пудож. Во время плавания по Онежскому озеру он впервые попал под бомбы и много лет спустя честно признался, как ему в тот момент было страшно. В Пудоже Ивана и призвали в армию. Узнав, что он хорошо говорит по-немецки, направили в разведшколу.
«Занятия проходили, наверное, двадцать четыре часа в сутки, – читаем в мемуарах. – Мы до обалдения шлифовали и совершенствовали свой немецкий выговор, стремясь избавиться от предательского акцента; учились владеть ножом. Стреляли из всех видов оружия, начиная с пистолета «Вальтер» и кончая зенитной пушкой. Часто вместе с нашими преподавателями мы добирались до границы, именуемой пределом физической усталости».
В ноябре 1941 года выпускники разведшколы ждали распределения на фронт, но получили приказ идти в Москву. Там Иван стал участником знаменитого парада 7 ноября 1941 года.
«Вся ночь прошла в подготовке, – пишет он. – Сна не было. Чистили винтовки, подшивали подворотнички, примеряли только что доставленное зимнее обмундирование. Особенно понравились нам безупречно белые полушубки».
Командир? Нет
Первым местом службы для Ивана Бородулина стал Волховский фронт. В феврале 1942 года во время очередного рейда Иван чудом остался в живых. Пуля вошла в ногу, двигаться было невозможно. Раненный в руку товарищ ушел за помощью, и вскоре Ивана подобрал санитарный самолет. Но сам он этого не помнит: пока ждал, потерял сознание. В госпитале пробыл до конца марта и при выписке был направлен под Мурманск. Так Иван Алексеевич оказался в Кольском Заполярье, с которым будет связана вся его жизнь.
Мы не будем описывать всю его боевую работу в составе разведвзода 28-го гвардейского стрелкового полка 10-й гвардейской стрелковой дивизии. Остановимся только на нескольких эпизодах. Для начала отметим, что Иван Бородулин не был командиром взвода, хотя все биографы его называют именно так. Даже в «Кольской энциклопедии» он почему-то значится командиром. Сам Иван Алексеевич в мемуарах оговаривает, что ему приходилось командовать взводом, но только в случае отсутствия офицеров. Во всех наградных листах указывается его должность – помощник командира взвода пешей разведки. Этот статус более соответствует сержанту, а потом старшему сержанту Бородулину. А командир взвода – это все-таки офицерская должность. Хотя командовать отдельными группами Ивану приходилось достаточно часто.
Особый случай
Походы за языками превратились для Бородулина в рутинное дело. Всего за войну он захватил 19 пленных. Были и глубинные рейды в тыл противника, в том числе зимой, когда приходилось идти на лыжах. Далеко не все удачно заканчивались. Однажды, заблудившись в метели, по ошибке захватили своего бойца из другого полка.
А еще в журнале боевых действий 10-й гвардейской стрелковой дивизии за 28 августа 1942 года записано, что при проведении разведки боем погиб разведчик Рассохин. Подробности читаем у Бородулина, который говорит, что Рассохин не погиб, а был взят в плен. Немцы сумели установить его имя, о чем и сообщили через громкоговорители, стоявшие на переднем крае. И у Бородулина, как главного в той вылазке, начались большие неприятности с особым отделом дивизии.
«Органы интересовало, каким образом был унесен живым разведчик Рассохин, – пишет Иван Алексеевич. – Почему я не принял должных мер как ответственный за операцию, какие я выводы делаю из того факта, что осведомленный разведчик Рассохин находится у врага? Почуяв, что вопросы носят какой-то провокационный характер, я говорил лишь то, что знал, и отказался делать выводы».
Только благодаря вмешательству командования Ивана тогда оставили в покое.
Командировка на Дон
Поднаторев в таскании языков, Бородулин и еще один разведчик его отряда, оба хорошо владевшие немецким, в конце 1942 года были вызваны в Москву, где получили необычное задание. В полосе Донского фронта нужно было похитить командира одного из румынских полков. Дело происходило в разгар Сталинградской битвы, поэтому понятен интерес нашего командования к румынским союзникам Германии, отношения с которыми были далеко не лучшими. Немцы поставили во главе румынских полков и дивизий своих офицеров. Чтобы вбить клин между союзниками еще глубже, а заодно заставить румын еще больше ненавидеть немцев, в Москве было решено начать истребление немецких командиров в румынских частях.
Бородулина с товарищами переодели в эсэсовскую форму и прикрепили к ним настоящего немецкого офицера из пленных. В его задачу входило привить нашим мужикам хорошие манеры. Задача оказалась не из простых. И Бородулин с ней не справился.
«Вас никто и никогда не примет за немца, – сказал ему пленный. – Можете на это не рассчитывать. Слишком много грубых ошибок, а произношение, как у вас говорят, рабочее и крестьянское». Лишь один человек в группе из трех не вызывал у учителя сомнений – ее командир. «Вот он, может быть, и есть настоящий немец, только в этом не признается. Во всяком случае, он больше немец, чем русский».
Поэтому во время боевой операции Бородулину пришлось молчать. Все прошло успешно. Похитить немецкого полковника, правда, не удалось. Тот оказал сопротивление и был убит. Но командование сочло действия группы успешными, поскольку между немцами и румынами после этого инцидента начался серьезный раздрай.
Смертельная «Барыня»
А Бородулин тем временем вернулся в Мурманск и приступил к своей обычной работе – захвату пленных. Для этого его немецкий был вполне сносным. Удивительно, но за два года войны, проведя не одну опаснейшую операцию, Бородулин так и не был представлен ни к одной награде. И только в 1944 году настал его звездный час. Подписывая 17 июня 1944 года представление гвардии сержанта Бородулина к ордену Славы 3-й степени, командир 28-го стрелкового полка подполковник Пасько включил в него целый ряд боевых эпизодов разведчика. Читая это представление, можно заметить, что при выполнении одного из заданий цель – захватить пленного – достигнута не была, но геройское поведение сержанта Бородулина заслуживало внимание. В другом случае он прикрывал отход, и отряд потерь не имел. Во третьем проявил упорство и бесстрашие. Группа захвата была обнаружена, и Бородулин увел ее на другой фланг, где саперы под его руководством проделали проход в двух минных полях и четырех рядах проволочных заграждений, взяли пленного, но при отходе тот был убит.
Далее перенесемся в октябрь 1944 года, когда уже шла Петсамо-Киркеснесская операция. Здесь 28-й полк действовал в наступлении, и задач у разведчиков стало больше. Нужно было не только добывать сведения об отходящем противнике, но и помогать своей пехоте в бою.
Однажды полк был прижат огнем к земле. Бородулин взял в руки гармошку и во весь рост пошел на немецкие пулеметы, играя «Барыню». Поднялись и пошли его разведчики. Сначала упал один, потом второй. Но затем поднялся весь полк. Представление к ордену Славы 2-й степени подполковник Пасько подписал 19 октября 1944 года. Но не за этот «музыкальный номер», а за другие, более понятные наверху деяния. А за «Барыню» гармонист Бородулин получил десять суток ареста.
Сапоги взяли у немцев
Закончив дела в Кольском Заполярье, дивизия Бородулина была сначала выведена в резерв, а в январе 1945 года направлена в Польшу. Войну завершили в Германии на острове Узедом. Любопытно, что все дивизии, защищавшие Мурманск в 1941–1944 годах, завершили свою войну тоже на островах: 14-я, ставшая к тому времени 101-й гвардейской, на соседнем с Узедомом острове Рюген, а 205-я стрелковая (бывшая Полярная) – на острове Борнхольм.
Свой третий орден Славы Бородулин получил, как и предыдущие, за целую серию дерзких операций. Мы не станем цитировать весь наградной лист, а приведем описание лишь одного из рейдов, данное самим Бородулиным.
Весной 1945 года дивизия стремительно наступала, и ее тылы сильно отстали. Солдаты все еще были в зимней форме и валенках. Ждать тыловиков долго. К тому времени у немцев не было единой линии обороны, в ней были большие дыры, через которые легко можно было выйти во вражеский тыл. Этим и пользовался Бородулин с товарищами. Они переодевались в немецкую форму и буквально гуляли по немецким городам, принося командованию ценные сведения. Засекли разведчики и вещевой склад. Поэтому решено было сменить обмундирование за счет немецких запасов. Форма, понятное дело, для переодевания не годилась. А сапоги они везде сапоги.
Взяли трофейный грузовик и поехали на склад. Накладных у наших разведчиков не имелось, поэтому дежурным были предъявлены парабеллумы, и те сочли за лучшее не сопротивляться. Загрузив машину связками сапог, разведчики благополучно вернулись в расположение своего полка.
А потом была Победа. И старший сержант Бородулин отправился в Москву, где стал участником Парада Победы.
Снова Мурманск
Отгремела война. Бородулин, демобилизовавшись, вернулся в Карелию. Там героя в 1946 году назначили секретарем Питкярантского районного комитета ВЛКСМ. Что произошло дальше, не совсем понятно. Из намеков самого Ивана Алексеевича получалось, что в Карелии случился у него конфликт не то с партийными органами, не то с НКВД. А может, с теми и другими. И умные люди посоветовали ему просто уехать. Так он снова оказался в Мурманске. Здесь родни у него не было, но было много сослуживцев. Он устраивается сначала матросом в траловый флот, а позднее, получив нужное образование, становится штурманом. Затем назначается диспетчером рыбного порта и работает в этой должности до 1963 года. В дальнейшем до выхода на пенсию был инструктором автомотоклуба ДОССААФ.
На партийную работу он больше не пошел. Более того, он долгое время отказывался вступать в КПСС. Сам он говорил, что не считает себя достойным. Но, возможно, причиной тому стал давний карельский конфликт. В партию он все же вступил, но произошло это в середине 80-х годов. Объясняя свое решение, он сказал, что в последнее время КПСС ругают все кому не лень. И он хочет поддержать организацию в трудный для нее момент.
Любил собирать грибы, а еще нравились ему автомобили. Сначала у семьи был мотоцикл с коляской, а затем Иван Алексеевич стал владельцем «Жигулей» – «копейки». А еще любил собак, которые всегда бегали у него по дому. Правда, ремонтировать свой транспорт, как и выгуливать животных, ему не особо нравилось. Эта часть забот досталась его приемному сыну Игорю, который и рассказал нам об этом.
До конца жизни полный кавалер ордена Славы, четырежды раненный и видевший на войне все, так и не излечился от боязни бомбежки. Однажды, собирая грибы, принял за самолеты журавлиный клин и по фронтовой привычке упал на землю.
Если приглашали на встречу со школьниками или военнослужащими, то шел, считая это приказом. Сам при этом инициатором подобных встреч не выступал. И вообще старался быть незаметным. Даже на общих фото с однополчанами никогда не лез в первый ряд. Его скромность доходила до того, что ни супруга, ни сын Игорь понятия не имели о его героическом боевом прошлом, узнав об этом только в 1970 году, когда вышли мемуары фронтовика.
В 1975 году об Иване Алексеевиче вспомнили журналисты. Накануне 30-летия Победы журналы «Огонек» и «Фрай Вельт» (ГДР) решили провести конкурс «Отзовитесь!». В «Огоньке» была опубликована известная фотография Евгения Халдея, сделанная 2 мая 1945 года, – «Митинг у Бранденбургских ворот». Решено было найти его участников, привезти в Берлин и сделать их фотографию на том самом месте. Выбирали долго и в итоге вызвали девять человек. На том фото было и двое наших земляков. Помимо Бородулина в митинге у Бранденбургских ворот принимал участие и Михаил Устинович Вербенчук, тоже разведчик, и тоже имевший немало боевых наград. Но выбор редакции пал на Ивана Бородулина. Так он снова оказался в Берлине.
Через 10 лет его пригласили в Москву, на парад 9 мая. И Иван Алексеевич опять, как в 1941 и 1945 годах, прошел по Красной площади. А потом ветеранов пригласили на банкет. Откуда он сбежал, поскольку пафосные тосты были не для него. Да и алкоголь он не употреблял.
Увы, в биографии Ивана Алексеевича есть еще белые пятна. Но и то, что мы знаем сегодня, говорит о том, что это был очень неординарный человек. Невероятно честный. И жизнь свою прожил так, как считал нужным, никого не спрашивая, что ему можно делать, а что нельзя. Был у него внутренний нравственный стержень, четко разделявший добро и зло. Так и жил. И никакие сиюминутные политические интересы повлиять на его решения не могли. Дай бог каждому из нас иметь такую силу убежденности.
Фото: Ю. Воронцов
Андрей КИРОШКО
