В прошлом мурманчанку, выпускницу городской театральной школы, а ныне петербурженку актрису Екатерину Клеопину многие помнят по сериалам «Менты» и «Тайны следствия». На съемках «Ментов» Екатерина так и заявила режиссеру на площадке: «Вы должны дать мне роль, у меня папа – милиционер!».
К папе, Виктору Ивановичу Клеопину, Екатерина, собственно, и приехала в Мурманск вместе с четырехлетней дочкой Алисой – поздравить его с юбилеем. По случаю торжества мама и бабушка Наталья Федоровна, большой мастер карвинга – искусства красивой овощной нарезки, – искусно накрыла праздничный стол. Несмотря на уютное торжество, долгожданное живое общение с родными и постоянный цейтнот, Екатерина сумела выкроить время на то, чтобы навестить родную «театралку» и любимого педагога Елену Крынжину.
И на интервью городской «Вечерке» у Екатерины тоже нашлось время. А началось оно так.
Молодец, умерла хорошо!
– Екатерина, вы – человек театра, у вас много ролей в постановках известнейшего Льва Додина, и все же вы, особенно последнее время, все чаще смотрите в сторону кинематографа. Мурманчане помнят вас по игре в популярных сериалах, чем запомнились эти роли и думаете ли вы продолжать работу в кино?
– Поскольку в Петербурге я уже довольно известная в профессиональных кругах актриса, на съемки в сериалах меня приглашают без кастинга. Пока играю там в основном злодеек. В «Тайнах следствия», например, я играла адвоката, которая влюбилась в осужденного и ради него выкрала очень важные документы. И затем в драке погибла. Помню, мне было очень страшно умирать! Успела подумать только: «О Господи, ты умираешь!». И услышала мгновение спустя фразу режиссера: «Молодец, умерла хорошо!».
А в «Ментах» я – дочка олигарха, пытаюсь захватить фармацевтическую компанию любыми путями. И там уже не меня, а я убиваю. Убила двух человек, а третьего – что-то не получилось. Меня задерживал влюбленный в меня милиционер. Папа сказал, что из меня получилась хорошая убедительная злодейка.
– Как отнеслись к своей популярности?
– После съемок в сериалах меня сразу начали узнавать. Я тогда еще ездила на метро, узнавали пассажиры. Или приходили вызванные сантехники, говорили: «О! Мы вас по телевизору видели!». Или соседи. Эта популярность еще не доставляет мне неудобств, пока приятно, что узнают. И на кино у меня есть планы. Сейчас снимаюсь в киноленте о Великой Отечественной войне режиссера Анны Чернаковой. Лента рассказывает о судьбе 14-летней девочки, которая, работая во время войны в Московском метрополитене, пишет письма своему любимому мальчику. Десятилетия спустя на эти послания случайно наткнулась ее ровесница, такая же влюбленная
14-летняя московская девочка. Интригу ленты раскрывать не буду, скажу только, что сценаристом этой картины стал известный режиссер, соратник Никиты Михалкова – Александр Адабашьян.
Пока мне ближе театр, но сейчас так много интересных проектов в кино, какие-то нюансы в кинематографе еще изучаю, и он, спасибо, отвечает мне взаимностью.
После репетиции попала… в роддом
– Екатерина, сложно вам, актрисе, постоянно занятой в театральных постановках, быть еще и мамой маленькой дочки?
– Алиса ходит в садик, в декабре ей исполнится четыре года, и мне быть мамой не сложнее, чем другим. Я вышла на работу через три месяца после родов. Но у нас в театре есть актрисы, которые и раньше выходили. А репетировала я и вовсе до последнего. Образно говоря, меня в роддом увезли едва ли не из театра. Возвращалась домой с репетиции, прямо на улице начались схватки, друзья мне вызвали скорую, и так я оказалась в родильном зале.
Первое время возила Алису на репетиции в колясочке. Но в основном, когда я занята в театре, с Алисой сидит папа или приходит няня. Муж и вся мужская половина его семьи – инженеры-строители и архитекторы. И я надеялась, что Алиса пойдет по их стопам. Но в Мурманске мои мечты разбились. Я поняла, что моя дочка в душе актриса, как только мы пришли с ней в мурманскую «театралку», Алиса тут же вышла на сцену, показала маленький номер, с удовольствием танцевала с девочками в хореографическом классе, сказала, что теперь хочет выступать.
Спать на лавочках – это по-нашему
– Екатерина, вы – выпускница первого выпуска мурманской театральной школы, которая открылась в чудовищно тяжелом 1996 году и с тех пор выпустила плеяду звезд кино и театра. Общаетесь между собой? Недавно «Вечерка» рассказывала о выпускнике «театралки», известном московском актере и режиссере Семене Серзине. Вы с ним знакомы лично?
– Конечно, спасибо соцсетям, мы общаемся. А с Семеном мы познакомились совершенно случайно, поскольку он учился в «театралке» позже меня, и в Мурманске я его не знала. Дело было на Азовском море, в Ейске. Он там отдыхал с родителями и братом Женей. Я увидела на пляже ребят, которые играли на гитаре, они мне очень понравились, и я решила подойти. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что и Сеня, и Женя – выпускники «театралки» из Мурманска! Я к тому времени уже училась на втором курсе петербургской академии театрального искусства. И позвала туда Сеню. А вслед за ним немного позже туда поступил и его брат Женя.
– Семен Серзин в интервью «Вечерке» рассказывал, что, когда поступал в петербургскую театральную академию, ему из-за нехватки денег на съемное жилье даже приходилось спать на уличных лавочках. Я слышала, и вы такой способ ночевки практиковали, так?
– До поступления в академию театрального искусства я год жила в Петербурге, занималась в институте при Александринском театре. После занятий освобождалась поздно и, если к тому времени уже разводили мосты, как и Сеня, бывало, спала прямо на улице, на лавочке.
Но зато, когда после вступительных экзаменов попала в мастерскую Льва Абрамовича Додина, была так счастлива!
Добавлю, что поступить в театральный вуз ужасно сложно. Но из мурманской «театралки» вступительные экзамены туда еще не провалил никто! Можно сказать, что мурманская театральная школа – это гарантия поступления в лучшие театральные вузы страны. Спасибо огромное талантливейшему педагогу и художественному руководителю мурманской театральной школы Елене Ивановне Крынжиной. Она для нас всех, выпускников, родной человек, позитивно изменивший наши судьбы. Благодаря ей из нашей «театралки» вышло столько известных талантливых актеров, ее учеников! И я очень горжусь, что наш выпуск был первым, когда все еще только начиналось. А сейчас это большая планета, и на ней столько жизни!
Веселый Нью-Йорк и тонкий Лондон
– Екатерина, вы объездили с театральными гастролями полмира – Лондон, Париж, Нью-Йорк, Вашингтон… Много выступали с постановками Додина и в Европе, и в Америке. Не успели добраться разве что лишь до Австралии – грянула пандемия. Какие спектакли вызывают самый высокий эмоциональный, душевный отклик?
– За границей очень большой популярностью пользуется спектакль Льва Додина «Три сестры» по одноименной пьесе Чехова. Это очень красивый спектакль в классической постановке, за границей у него была прекрасная пресса, «Нью-Йорк Таймс» писала о нем как об одном из самых актуальных и успешных.
В зрительных залах было много молодых людей, они в чеховских героях узнавали себя. Но были и особенности. В США, например, «Трех сестер» восприняли как комедию. Когда одна из героинь говорит: «Нам надо работать, работать, работать», американцы начинают смеяться. А тоньше всех нашу постановку восприняли в Лондоне. Там очень любят Чехова. И спектакль лондонские зрители «считали» полностью. И мою героиню Наташу – тоже. Ведь она по-своему любит сестер, она такая же потерянная и пытается их спасти. Обычно ее воспринимают так: пришла, захватила дом, выгнала сестер, замучила брата. А она у меня более драматичная, более утонченная. И в Лондоне это восприняли тоньше, чем даже российский зритель.
Все будет хорошо
– Спектакль, который петербургский Театр Европы показал во многих странах мира по роману-эпопее Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», журналисты сравнили с бомбой. Вы действительно ездили с труппой в Норильск, чтобы полностью погрузиться в роль заключенных советских лагерей?
– Для меня эта постановка Льва Додина – одна из самых пронзительных, она с привкусом слез, с привкусом боли. Основной сюжет сосредоточен вокруг Сталинградской битвы, но не исчерпывается одной только военной темой.
Отдельная линия – судьбы репрессированных советских людей, отбывающих наказание в лагерях. Мы, актеры, занятые в этом спектакле, специально ездили в Норильск, расспрашивали бывших репрессированных заключенных, которые отбывали там срок. Мне запомнились норильские старушки, которые попали в лагерь юными девушками, одна из них, в 15 лет пройдя через чудовищные испытания, хотела свести счеты с жизнью – вдруг встала с нар и пошла вон из барака, в надежде, что охранник выстрелит ей в спину. Но он окрикнул ее, вернул на нары. А потом просто сел рядом и сказал: «Все будет хорошо». Эта еврейская старушка с морщинистым лицом, после освобождения так никуда и не уехавшая из Норильска, рассказывала, что на всю жизнь запомнила эти простые слова. Говорит, ей после них тогда стало легче. А если вновь становилось невмоготу, она вспоминала, как шла из барака, как ждала выстрела. И эти, кажется, такие простые слова…
Другая старушка рассказывала, как всех выстроили перед бараком. Подошел военный, ударил ее по лицу. А она говорит: «Я смотрю, какой он красивый-то!»… Она на всю жизнь запомнила это лицо.
Позволить себе жить дальше
– Как принимали дома, в России, и за рубежом этот пронзительный, ранящий спектакль по скандально известному роману Василия Гроссмана? Ведь книга была долгое время запрещена, ее не печатали даже журналы из-за темы репрессий и еврейской темы.
– Во всех залах мира были слезы. Это была рана, боль нашей не такой уж и далекой истории. Спектакль очень сложно построен: на сцене одновременно играется несколько сцен, создается иллюзия большой страны и ужаса, который всю ее пронизывает.
Каждый видел в этой постановке что-то свое. Ведь главное событие этой постановки не постулат «Мы – победители, вы – побежденные». А человек, который может идти против системы. Противостоять ей. Сломать ее. И не важно, русский ты или поляк.
И в нацистском лагере, и в советском норильском лагере люди противостояли системе, которая карала не только противников, но и отступников. И, может быть, в Норильске это было страшнее, потому что в нацистском лагере карал враг, а в советском – свои.
Мы поставили этот спектакль, чтобы люди не забывали, как это страшно. И я на сцене хотела показать, как вера в будущее позволяла не сломаться и выжить.
Многие бывшие репрессированные из тех, с кем мне повезло пообщаться перед работой над этим спектаклем, после своей реабилитации никуда не уехали – остались на всю жизнь в Норильске. Запомнилась их, пожалуй, ни с чем не сравнимая стойкость. Они говорили: «Чтобы выжить, надо было верить». Потому что верить в будущее – это позволить себе жить дальше.
Мечта
– Екатерина, у вас есть связанная со сценой мечта?
– Я хочу поставить спектакль по письмам своего дедушки Александра Стеблия. Его призвали на фронт в 16 лет. По дороге туда он писал письма своей маме, моей прабабушке Векле, рассказывал, какие бескрайние поля видит вокруг, какие интересные сны ему снятся, какой его знакомой девушке передать привет, а какой – не передавать ни за что. По дороге на фронт он впервые в жизни увидел Москву, море, города, целый мир! Он вместе с частью долго добирался из Донбасса через всю Европу в Германию. И, совсем немного не доехав до нее, погиб в январе 1945 года.
Моя мечта – сказать этим спектаклем, что жизнь моего деда, уехавшего 16-летним мальчиком на фронт защищать Отечество и погибшего за несколько месяцев до Победы, не была напрасной.
Анжелика КОВАЛЕВА.
Фото из архива Екатерины Клеопиной.
