О Петсамо-Киркенесской операции написано немало. Но больший массив информации касается все же боевых действий. Куда меньше мы знаем о событиях, происходивших на норвежской территории, освобожденной нашими войсками. Этот кусок истории во многом остался за кадром. Точнее, в кадр кинохроники и фотохроники он как раз попал, но только с торжественно-победных позиций.
Однако это тоже часть десятого сталинского удара, как в 40–50-е годы называлась Петсамо-Киренесская операция.
Как добраться до Норвегии
В 1995 году вышли в свет мемуары доктора исторических наук Игоря Дьяконова «Книга воспоминаний». В годы войны будущий ассириолог, внесший гигантский научный вклад в изучение Древнего Востока, служил в политотделе Карельского фронта и волей приказа в октябре 1944 года оказался в Киркенесе, где в течении 11 месяцев был помощником коменданта этого небольшого городка.
Его отправка в Норвегию не была волей случая. Дело в том, что в двадцатые годы юный Игорь Дьяконов несколько лет с родителями, работавшими в советском торгпредстве в Осло, прожил в этой стране и в совершенстве овладел норвежским языком. Плюс к этому он отлично говорил на немецком и английском. Возможно, северный угол Королевства Норвегия был мелковат для его таланта дипломата, но его отец был репрессирован в 1938 году, и Игорь Михайлович стал членом семьи врага народа. Такому на переднем крае международных отношений находиться было не положено.
Мемуары написаны через много лет после событий, в которых участвовал их автор. Поэтому к их содержанию надо относиться с известной осторожностью. Но в любом случае они представляют несомненный интерес.
Осень 1944 года застала старшего лейтенанта Игоря Дьяконова в Мурманске. Здесь он работал с 1943 года. В его задачу входило написание листовок на немецком языке, потом их разбрасывали над территорией противника. Жили пропагандисты политотдела Карельского фронта в спортзале одной из мурманских школ. Вот туда и пришел офицер, который и передал приказ начальства для Дьяконова явиться в Луостари. Для чего, не сказал. Выбраться из Мурманска оказалось очень непросто: сначала наш герой прибыл в Мурмаши, а оттуда в бомболюке штурмовика ИЛ-2 его переправили в Луостари.
«Я шутил сам с собой: «А что, если пилот по рассеянности нажмет кнопку, бомбовый люк откроется, и я полечу на немцев вместо бомбы?». Это я первый раз в жизни летел в самолете», – пишет Дьяконов в своей книге. Только здесь лейтенант узнал о своей будущей миссии – отправиться в Киркенес и сообщать начальству о настроениях тамошнего населения.
Дорога из сгущенки
Как отмечает Дьяконов, дорога после границы была асфальтированная в отличие от дорог Кольского полуострова. В одном месте джип с офицерами въехал во что-то белое, густое и вязкое. Оказывается, здесь вдоль шоссе тянулись армейские продовольственные склады, которые немцы, уходя, сожгли. Сгущенка, а местами и сало растеклись по дороге.
«Мы проехали по ступицу в сгущенном молоке, – читаем у Дьяконова. – Везде лежали спутанные красные и зеленые провода, трупы, остовы сгоревших машин. Всюду – аккуратные указатели, готическим шрифтом были обозначены подходы к расположению различных немецких частей с указанием их номеров и расстояния в километрах».
Самого Киркенеса, по сути, не существовало. На одной из улиц, как пишет Игорь Михайлович, было домов пять, все остальное было уничтожено. Сады, аккуратные заборчики вокруг палисадников, асфальтированные улицы, тротуары – а посреди этого только пепелища. Кое-где торчали печные трубы. В разных местах города виднелись огромные кучи угля (им в Норвегии отапливались дома). Уходя, немцы не только подожгли уголь, но и насовали в него гранат и ракет. Все это до самой весны 1945 года медленно горело, по временам взрываясь.
«В Киркенесе, конечно, уже не было никаких немецких войск, но не было и наших – они проследовали дальше, – пишет Игорь Михайлович. – В сущности, меня выбросили на ничью землю со всеми вытекающими отсюда последствиями – без продовольствия, денежного и вещевого аттестата; не ясно было, где я должен жить и чем питаться, но об этом я не задумывался. И вообще это было не мое дело – я уже привык, что в армии такие вещи за нас решает начальство».
Огонь без штурма
Как истинный историк, Игорь Дьяконов не терпел фальши, даже если она создавалась с благими намерениями. Так, он подверг резкой критике официальную версию взятия Киркенеса, опубликованную в Советском Союзе, называя ее чистой фантастикой. Не было никаких боев за каждый дом и ожесточенного сопротивления немцев, утверждает историк. Основной маршрут наступления проходил рядом с Киркенесом, но не через него. Наступавшие советские соединения видели зарево пожаров (немцы действительно сожгли все, что представляло какую-либо ценность), направили в городок разведку, которая и сообщила, что основные силы немцев уже давно ушли.
«Никаких боев за каждый дом не было, потому что не было уже почти никаких домов, – пишет историк. – Тот, в котором потом размещалась наша комендатура, был прошит двумя-тремя пулеметными очередями – очевидно, «профилактическими», чтобы убедиться, что там никто не скрывается. Напротив, рядом были совершенно целые дома и садики, а далее шла пустыня, кое-где перемежаемая кучами горевшего каменного угля. Никаких двухсот тридцати трех немецких складов не было и в помине – если несколько складов и было, они были взорваны немцами в первую очередь. А те 160 немцев, которые сдались, были, конечно, обеспечивавшей отход командой, имевшей, может быть, задание завершить разрушение города».
Халявный спирт
Но, уходя, немцы подложили все-таки свинью. Уничтожив продовольственные склады, они не тронули запасы спиртного. И это вылилось в большую проблему как для советской военной администрации, так и для норвежского муниципалитета. Наши соседи тоже большие любители промочить горло.
«Мы были озабочены не норвежцами, а своими, – пишет Игорь Дьяконов. – От этого склада шла большая часть безобразий, вызывавшая жалобы в комендатуру. Мы не знали, что с этим делать».
Наконец для охраны склада был выделен взвод наиболее надежных коммунистов. Но это привело к обратному результату. Вскоре вокруг склада собралась толпа, состоящая из русских солдат и норвежцев, численностью до батальона и с криками «ура» пошла на штурм. Охрана разбежалась. Склад был разграблен, но большей частью уничтожен по время дележа добычи. Жертв, кроме битых бутылок, не было.
«Мы вздохнули с облегчением, и норвежцы тоже», – резюмирует мемуарист.
Епископ и Сталин
Жители Киркенеса и Бьернватена жили в шахтах. Причем норвежцы приютили и русских, угнанных из СССР. Понятно, что такое жилье было далеко от идеала, но люди постарались в нем устроиться с максимальным комфортом. Имелось электричество от движка, из мебели были диваны, мягкие стулья, столы, какие-то шкафчики, аптечка. Видимо, все это вовремя было вынесено из домов.
«На стене висел портрет короля Хокона VII и норвежский флаг. Я спрашиваю:
– Как вам удалось все это вывесить? Ведь не сейчас же?
– А немцы к нам не ходили. У них было свое убежище.
На столе появилось любимое норвежское блюдо – мясо с капустой в полужидком соусе, и кофе».
Проблема размещения людей – и наших, и норвежцев – была очень сложна. Муниципалитет селил людей, сколько мог, в оставшиеся дома, но их было очень и очень мало. Многие жили в лесу в шалашах, прикрытых снегом. Бьернватн и Нейсден были целы, но в окрестных поселках и в Киркенесе почти ничего не сохранилось. В уцелевших зданиях размещались наши солдаты и офицеры.
«Наше командование – не знаю, кто именно, думаю, что генерал В. И. Щербаков – издало приказ всем нашим солдатам выйти из сохранившихся домов, – пишет Дьяконов. Норвежцам была передана и большая часть оставшихся кое-где немецких бараков».
С этого момента наши войска, вплоть до вывода из Норвегии, ютились под открытым небом. В этой ситуации большую помощь нашему командованию оказал норвежский епископ, прибывший в Киркенес.
«Я пошел слушать его проповедь. Помещение было набито битком, епископ стоял на каком-то возвышении на фоне портрета Сталина. Я встал в сторонке у двери. Надо сказать, что мне редко приходилось слушать более блестящую речь. Он сказал все то, что в тот момент было надо норвежцам, – внушил им надежду на скорое возрождение, отдал должное нашей армии-освободительнице, указал на то, что мы передали норвежцам все оставшиеся дома, а наших солдат разместили под открытым небом, признал, что между армией и населением неизбежно могут возникнуть трения и трудности, и призвал норвежцев всячески поддерживать русские войска в их нелегкой миссии».
Как снимали кино
Примерно через неделю после освобождения Киркенеса приехала кинобригада снимать это самое освобождение. Немножко опоздали, но это же кино! Надо, значит, освобождение инсценировать.
Кино было решено снимать в Бьернватне, потому что в Киркенес наши войска не заходили и никакого населения там в то время не было. А через Бьернватн наши части действительно прошли, и там было местное население, которое мы в самом деле освободили. Для съемок была взята та самая разведрота, что побывала здесь первой.
«Когда мы приехали в Бьернватн, – пишет Игорь Михайлович, – то выяснилось, что норвежцы все еще живут в рудничных штреках; вышли наружу только те, которые и до прихода немцев жили в самом Бьернватне. Норвежцы, обитавшие в горе, хорошо поняли задачу, которую поставили им киношники, и очень были ею довольны. Даже те, кто успел давно выйти из подземелья, пришли туда обратно.
Все шло очень хорошо: Бахтеев со своими солдатами приблизился, они рассыпались, осматривали дома – не скрываются ли там какие-нибудь немцы. Киношники велели дать сигнал норвежцам, и они двинулись из пещеры, тоже соблюдая все точно так, как было. Они шли с норвежским флагом навстречу своим освободителям; те построились, отдавая честь флагу. И тут произошло неожиданное событие. Наши бойцы решили, что так будет суховато, нужно, чтобы были объятия: они кинулись навстречу норвежцам и стали их лобызать. У норвежцев поцелуи между мужчинами абсолютно невозможны, и освобождаемые стали отпихивать своих освободителей. Пришлось остановить съемку и объяснить нашим солдатам, что целоваться здесь не принято и то, что норвежцы не обнимаются, еще не значит, что они недовольны или не благодарны своим русским освободителям».
Разность восприятия
Затрагивает Дьяконов и проблему правонарушений наших солдат на освобожденной территории. Как пишет Игорь Михайлович, преступлений было в целом не много. Их могло быть еще меньше, если бы перед входом на норвежскую территорию политруки объяснили солдатам ситуацию. Но они подошли к делу формально. В итоге многие солдаты считали местных жителей пособниками фашистов и не видели ничего зазорного в том, чтобы взять у них нужную или просто понравившуюся вещь. Тем более что норвежцы по своей привычке двери домов не закрывали. Пришлось дополнительно проводить работу среди советских военнослужащих, объясняя им, что местные сами пострадали от немцев и рады были освобождению. Но эта работа чуть не пошла насмарку.
В один момент в Киркенес прислали подразделение, состоявшее из бывших уголовников. И снова начались грабежи и кражи. Самым крупным из них стало ограбление местного часовщика, который впоследствии оценил свои убытки в 150 тысяч крон. Виновных не нашли, хотя норвежская полиция утверждала, что его совершили наши солдаты.
Ситуацию еще осложняла и разница в понимании собственности. Взяли, допустим, наши солдаты лодку у местного, вернули, но тот ей не пользуется. Почему? А лодку оставили на участке соседа, и «я не могу пройти по чужой земле, с меня потребуют за убытки, когда я потащу лодку по его территории».
Уничтожая при своем уходе все, чем можно было питаться, немцы забыли или не успели сжечь склад, в котором хранилось 70–80 тонн муки. Норвежцы его не трогали, рассуждая так, что раз склад был немецкий, то, значит, теперь это русский трофей. Они решили запросить свое правительство в Лондоне, нельзя ли купить эту муку у русских. Лондон в этой просьбе отказал. Тогда народ пришел в комендатуру: мол, вы тут главные, вот и решайте. В итоге всю муку передали норвежцам, не спрашивая разрешения ни Москвы, ни Лондона.
Трофеи спасли
Накануне вывода наших войск из Норвегии Дьяконову дали задание получить официальный документ о том, что Норвегия не имеет к СССР никаких материальных претензий. Быстро выяснилось, что норвежцы вели учет кражам, порубкам и тому подобным делам, общая сумма которых превышала полмиллиона крон.
У комендатуры не было ни рубля, а не то что валюты. Начался торг. Быстро отмели претензии тысяч на пятьдесят: дела были без свидетелей, а некоторые и вообще полюбовно улажены. Удалось даже отбиться от претензий того самого часовщика, ограбленного нашими уголовниками. Дьяконов сыграл на том, что советского представителя не было на осмотре места происшествия. А без этого протоколы полиции не выглядят объективными. Но даже после этого оставался долг более чем в триста тысяч. И его надо было вернуть, во что бы то ни стало. Но тут на помощь пришло трофейное имущество, которое досталось нашей армии. Оставленный немцами битум, узкоколейная железная дорога и ряд других объектов позволили полностью закрыть долг.
В 1990-е годы Игорь Михайлович Дьяконов был избран почетным жителем Киркенеса.
Подготовил Андрей КИРОШКО
Фото из собрания Центрального музея Вооруженных сил РФ и открытых Интернет-источников
