К двадцатилетию трагедии с российской подводной лодкой К-141 «Курск» председатель Санкт-Петербургского клуба моряков и подводников, капитан 1-го ранга, доверенное лицо семей погибшего экипажа Игорь Курдин выпустил книгу «Курск». 20 лет спустя. Тайны, скрытые под водой». О том, что изменил «Курск» в системе ВМФ, можно ли отдать под суд командующего флотом и кому надо задавать вопрос о вине в гибели экипажа, Игорь Курдин рассказал в интервью «Фонтанке».
Злополучная торпеда
– Игорь Кириллович, изменит ли ваша книга представление о причинах гибели «Курска»?
– В моей книге нет никаких сенсаций, потому что это не расследование. Я не входил в состав правительственной комиссии, не участвовал в подготовке учений, не строил и не проектировал «Курск». Поэтому в книге я просто следую правилу, которому меня научили на флоте: командир – это не тот, кто все знает, а тот, кто знает, у кого спросить. В конце книги приведен список людей, которым я выражаю благодарность за помощь в работе над нею. Там больше сорока фамилий. В их числе адмиралы, Герои Советского Союза и России, в частности, Андрей Звягинцев, который с первых дней участвовал в спасательной операции.
– Что было не так с торпедой, которой «Курск» должен был стрелять на учениях?
– С момента катастрофы и по сегодняшний день есть очень много версий гибели «Курска». Как это ни странно, но я согласен с официальной версией гибели подводной лодки. Это была техногенная катастрофа – взрыв торпеды калибром 65 сантиметров в четвертом торпедном аппарате. Но я не мог не привести в книге и другую версию того, почему взорвалась эта торпеда.
Официальная версия – это техногенная катастрофа по причине брака торпеды. Из 10 торпед этой серии 9 были отправлены обратно на завод в Алма-Ате, потому что у них выявили следы протечек по сварным швам и коррозии, были просрочены прокладки предохранительных клапанов, не заменены своевременно электроразъемы. А десятую торпеду не вернули на доработку, потому что она была учебной торпедой без боеголовки и с момента выпуска хранилась на торпедной технической базе флота, ни разу не выдавалась на подлодки. Торпеду начинают готовить на базе, выгружают ее на специальный стеллаж, проверяют, затем на тележке везут на причал, там краном грузят на подводную лодку – на стеллаж в первом отсеке. И за три часа до стрельбы загружают в торпедный аппарат. Представьте себе: торпеда 10 лет лежала, и вдруг ее начинают переворачивать, подвергать динамическим нагрузкам. Возможно, именно загрузка в торпедный аппарат привела к тому, что потек сварной шов.
Право сомневаться
– Дело «Курска» до сих пор засекречено. Его рассекретят через 30 лет после трагедии?
– Дела такого рода могут быть рассекречены и раньше, через двадцать пять лет. Основанием может стать заявление любого из родственников, потому что они признаны потерпевшими. Но это и не потребуется. Когда я работал над книгой, у меня в руках была сокращенная копия уголовного дела. Каждый из родственников получил копию уголовного дела, содержащую несекретные данные. А отцы погибших – Владимир Митяев и Роман Колесников – ездили в Москву и знакомились с полной версией дела, а это 144 тома. И Митяев говорил мне, что в несекретном варианте дела есть практически вся информация. Следствие было проведено очень качественно. Не очень понятны были родственникам выводы: почему в гибели 118 человек никто не виноват. Но это их право – сомневаться.
– До сих пор нет единого мнения о том, как долго оставались живы подводники в девятом отсеке.
– В материалах уголовного дела говорится, что подводники в девятом отсеке погибли, скорее всего, через четыре – восемь часов после взрыва. Это есть в материалах уголовного дела. Но многие эксперты этого не подтверждают, и я с ними согласен. Я нашел видео выступления министра обороны маршала Сергеева, который прямо говорит, что стуки наблюдались до 14 августа. Об этом же говорили очевидцы, которые находились на «Петре Великом» и других кораблях. Но следствие почему-то признало эти стуки механическими. Очевидцы же говорили мне, и у меня нет оснований им не доверять, что последний достоверный сигнал SOS был зафиксирован через 16 часов после взрыва – в 4 утра 13 августа.
Кто виноват?
– Было ли шестнадцати часов достаточно, чтобы спасти выживших после двух взрывов подводников и не было ли преступлением отказываться от помощи норвежцев, британцев и американцев?
– Почему следствие так зацепилось за то, что подводники оставались живы не более восьми часов? Если бы оказалось, что они жили дольше, речь шла бы о несвоевременном оказании помощи, а это уже уголовная статья. Могли ли их спасти, своевременно приняв иностранную помощь, я затрудняюсь ответить. Потому что есть нормативы, а есть реальная обстановка. Следствие признало, что подводная лодка была признана аварийной с опозданием на девять часов. Ее объявили аварийной в 23.30 12 августа. Когда «Курск» не выполнил торпедную стрельбу в 14 часов и не всплыл, вот тогда его надо было признавать аварийным. В 17 часов, когда истекло полигонное время «Курска», а экипаж обязан был донести о всплытии, донесения не было. Неофициальная поисковая операция началась в 18 часов. И только в 00.30 13 августа дежурный генерал доложил министру обороны, что лодка не вышла на связь. А министр обороны доложил верховному главнокомандующему, что с лодкой потеряна связь, только в 7 часов утра 13 августа. Это подтверждается видеоинтервью маршала Сергеева и видеоинтервью Владимира Путина. К вопросу об иностранной помощи – ее предложили 14 августа, когда все узнали, что подводная лодка «легла на грунт», с нею установлена связь, «подается электричество». И уже это спокойное сообщение вызвало тревогу специалистов, потому что атомные подводные лодки на грунт не ложатся в силу конструктивных особенностей. 14 августа НАТО в Брюсселе предложило свою помощь, а посол РФ официально ответил: «Мы в помощи не нуждаемся». Затем маршал Сергеев, видимо, слукавил, заявив, что «без ведома президента дал команду принять иностранную помощь». Министр обороны не мог этого сделать. Еще до гибели «Курска» я познакомился с военно-морским атташе Великобритании Джеффом Макриди. И он мне написал подробное письмо, которое я процитировал в книге.
– Получается, вопрос о том, почему «Курск» так поздно был признан аварийным, надо задавать адмиралу Вячеславу Попову?
– Вообще-то да. Сейчас он депутат Мурманской областной Думы и на интервью соглашается крайне неохотно и только с предварительным согласованием вопросов.
– Что должно случиться в стране или на флоте, чтобы имена виновных в гибели «Курска» наконец были названы?
– Я не знаю, что должно случиться. В 2002 году следствие закончилось с выводом, что нет причинно-следственных связей между действиями командования или проектировщиков торпеды и гибелью экипажа. Я не уверен, что кого-то надо было сажать на скамью подсудимых. Но когда в августе 2003 года во время буксировки затонула атомная подводная лодка К-159, старая, никому не нужная, которую буксировали на разделку, под суд отдали командующего Северным флотом адмирала Геннадия Сучкова. И многие считают, что он ответил не только за К-159, на которой погибло 9 человек, но и косвенно – за «Курск». Потому что в 2002 году такого, чтобы под суд отдали командующего флотом, не произошло.
Главное – спасти людей
– Какие выводы были сделаны из гибели «Курска»? Что-то изменилось на флоте в отношении к спасению людей?
– В социальном плане – выводы были сделаны. Командир «Курска» Лячин в августе 2000 года получал зарплату 6 тысяч рублей, да и то нерегулярно. А в это же время зарплата водителя троллейбуса в Петербурге была 18 тысяч. И жена говорила ему: «Может, тебе переучиться на водителя троллейбуса?». А сегодня зарплата матроса-контрактника на подводной лодке, по словам адмирала Евменова, составляет на Северном флоте от 70 тысяч рублей, а зарплата командира – от 250 тысяч рублей. Поселки, где расположены базы подводников, – Видяево, Гаджиево – благоустроены.
При этом мы строим новые модернизированные дизельные и атомные подводные лодки – «Борей», «Ясень», но аварийно-спасательная служба явно отстает. Мы за 20 лет построили только одно новое современное спасательное судно – «Игорь Белоусов». Оно несет службу на Тихоокеанском флоте. А планировалось построить четыре таких спасателя, для каждого флота. Мы не только их не построили, мы их даже не закладывали. На Черноморском флоте у нас есть спасательное судно «Коммуна» – и мы гордимся им, а оно 1915 года постройки. Остальные спасатели были отремонтированы, аппараты типа АС-32, проекта 1855 «Приз», были отремонтированы и модернизированы. Это хорошие, эффективные аппараты. Но новый спасатель у нас только один.
При этом, когда в бухте Саранная в 2005 году случилась авария батискафа АС-28 с семью членами экипажа на борту, помощь Японии, США и Великобритании была запрошена и принята немедленно. Батискаф выполнял плановые работы и запутался в обрывках рыболовных сетей. Первыми на место аварии прибыли британцы и спасли экипаж. В мирное время просить и принимать помощь не зазорно. Главное – спасти людей. В 2005 году это уже понимали.
Венера ГАЛЕЕВА. «Фонтанка.ру».
Фото из открытых Интернет-источников.
(Публикуется в сокращении).
