"Вечерка" наградила лауреатов конкурса "Истории Победы"
Вот мы поволновались! Торжество по случаю финала конкурса "Истории Победы" уже должно было вот-вот начаться, а редакционная машина с Марией Каланчиной и Розой Карпенко застряла в банальной пробке! Время здорово поджимало, но конкурсантки все же умудрились успеть на торжество. А как иначе? Ни первой, ни второй к экстремальным условиям не привыкать. Мария Ильинична защищала Заполярье, войну прошла радисткой в 746-м зенитно-артиллерийском полку, а Роза Ивановна ребенком пережила бомбежки военного Мурманска и многочасовые — с ночи занимали! — очереди за хлебом.
Они и еще больше десятка мурманчан, помогавших "Вечерке" нарисовать картину событий Великой Отечественной, стали лауреатами конкурса "Истории Победы". Он включал около двадцати страниц воспоминаний участников военных событий, рассказов их детей и внуков. В течение трех месяцев героями публикаций "Вечерки" были дети войны, труженики тыла, ленинградские блокадники, мурманские капитаны, разведчики, связисты, партизаны, радистки.
Это, пожалуй, самая давняя традиция "Вечерки" — в канун 9 Мая вспоминать, как это было. И тот день народного ликования с привкусом слез, с привкусом боли. После строчки песни из культовой киноленты "Белорусский вокзал" "Когда-нибудь мы вспомним это, и не поверится самим…", исполненной виновниками торжества, Роза Карпенко растрогалась. Вспомнила, как женщины надевали нарядные кофточки, ждали с фронта мужей. А мужья не вернулись… Они с мамой приехали из эвакуации в Мурманск в 1943 году, а она до сих пор вздрагивает от воя сирен.
Владимир Горячкин, бывший мэр Мурманска и один из лауреатов конкурса, тут же вспомнил "говорящий" эпизод военного детства: "Мы все безотцовщинами были, — отцы воевали и погибали на фронте. Помню, в деревне, в эвакуации, среди женщин, наших бабушек и мам, был только один мужчина. Мы, пацаны, называли его тетя Леня. Он страшно обижался: "Ну вы даете! Какая я вам тетя?!". А мы за время войны просто отвыкли от слова "дядя".
Нина Голикова, вторая половинка мурманского профессора истории Алексея Киселева, без компетентных советов и комментариев которого не обходится, пожалуй, ни один исторический проект "Вечерки", рассказала, как русские женщины в войну специально курили в избе табак. Говорили, так мужчиной пахнет!
За разговорами выяснилось, что у мурманского депутата Вадима Бабенко, который пришел с коллегами в "Вечерку" поздравить лауреатов конкурса, бабушка во время войны водила грузовую машину, как заправский автогонщик! А дед дошел до Европы, встретил в Румынии победу.
Глава городского комитета по образованию Наталия Карпенко поклонилась мурманским ветеранам, которых было немало среди лауреатов конкурса "Вечерки": "Кто-то из вас на фронте, а кто-то в тылу ковал победу. И это великое счастье, что вы частые гости в городских школах, что юное поколение мурманчан знает о Великой Победе из ваших уст. Они передадут ваши рассказы дальше — поколениям. Так через сердце каждого мурманчанина пройдет этот урок войны, и историческая связь поколений всегда будет жива. Потому что история страны пишется ее гражданами".
Алексей Либеров, заместитель председателя Мурманского городского Совета депутатов, признался, что читал публикации из исторической серии "Истории Победы" в "Вечерке" вместе со всей семьей: супругой, детьми, внучкой. "Спасибо "Вечерке", что нашла столько потрясающих, интересных людей, рассказала о них, собрала их вместе. Хочу поздравить их и всех мурманских ветеранов войны с праздником этой Великой Победы нашего народа".
А Алексей Киселев под занавес торжества поблагодарил "Вечерку" за верность традиции помнить о тех, кому мы обязаны этим великим праздником — Днем Победы.
Анжелика КОВАЛЕВА.
Фото Павла СТЕПАНЕНКО.
Редакция газеты "Вечерний Мурманск" благодарит за оказанное содействие Мурманскую областную филармонию и лично ее музыкантов Андрея Скороходова (гитара) и Елену Сафонову (скрипка). А также — ОАО "Хлебопек" за талант кондитеров.
Письмо из детства
Статья в "Вечерке" задела за живое
Уважаемая "Вечерка"! Возможно, мое письмо удивит, но мне показалось, что оно в эти предпраздничные дни будет, что называется, в тему. Я всю жизнь прожила в Мурманске, в доме № 76 на проспекте Ленина. Раньше это был проспект Сталина, 44-й дом. И мой дом, и двухэтажку в конце Пионерского переулка, на который выходят окна моей квартиры, во время войны бомбили.
Опубликованная в "Вечерке" статья "Капитанские дети" в серии "Истории Победы" меня задела за живое. Я даже выслала ее своей старшей сестре Рите, которая сейчас живет в Новороссийске. Мы с ней до сих пор очень дружим, хоть она довоенный ребенок, старше меня на 12 лет, а я — послевоенный.
Наши родители — Ефим Николаевич и Мария Филипповна Матвеевы — давно умерли. Они были участниками Великой Отечественной войны. Папа дошел до Австрии, форсировал реку Одер, демобилизовался только в 1946 году. Через год родилась я.
В моей семье сохранились все награды родителей, даже военный билет папы с датой его призыва в армию в июне 1941 года.
Моя старшая внучка, ей сейчас столько лет, сколько было моей сестренке Рите 9 мая 1945 года, много знает о стойкости и мужестве своих прадедушки и прабабушки. Она рассказала об этом в своем сочинении в гимназии и даже специально принесла туда награды — показать их своим одноклассникам.
Дорогая "Вечерка"! Сегодня, в канун нашего общего великого праздника, мне так хочется, чтобы кто-то кроме меня прочел воспоминания 9-летней мурманчанки Риты Матвеевой, которые сестричка прислала мне в ответ на мое письмо с публикацией "Вечерки". Прочел и, может, вспомнил сегодня о войне что-то свое.
Татьяна ИВАНОВА.
Забытый вкус
Заведующая гастрономом
на радостях угощала ребятишек пирожными
Танюша, здравствуй! "Вечерку" мурманскую прочла, статья "Капитанские дети" меня растревожила. Я бы многое могла "Вечерке" рассказать, если бы была в Мурманске. Мы ведь с мамой, как и героиня публикации Роза Карпенко, тоже вернулись в Мурманск в 1943 году. И горящие мурманские дома до сих пор перед глазами стоят, и разбомбленный детский сад помню — мы, дети военного времени, из него игрушки таскали.
И День Победы в Мурманске тоже помню очень хорошо! Заведующая мурманским гастрономом на радостях пообещала нам по настоящему пирожному! Написала записки своим продавцам, чтобы вызвать их на работу, и мы вместо гонцов побежали во все концы города разносить эти записки. А вот вкус пирожного почему-то не запомнился — может, просто мне его не досталось?
Помню свою первую поездку в пионерский лагерь, расположенный в Зашейке, он после войны был обнесен колючей проволокой. Всем отрядом ходили в тундру собирать грибы и ягоды на кисель. Пели "Вставай, страна огромная!", и "Артиллеристы", и "Сталин дал приказ". Других песен, казалось, и не было тогда.
Помню, что в школе у каждого из нас на парте лежал кусочек черного хлеба с горкой сахарного песка. Его нужно было съесть с обязательным рыбьим жиром. Это был 1944 год, мой первый класс. Еще шла война, но нас, мурманских ребятишек, взрослые поддерживали питанием.
И немцев пленных помню, которые восстанавливали город, и номерки очереди за хлебом на наших детских ладошках… Все это живо в памяти.
Мне кажется сейчас, что в последний раз так празднуем юбилей нашей Великой Победы. Ведь участников и ветеранов почти не осталось, уже и дети войны состарились…
Смотрела по телевизору фильм "Конвой PQ-17", в нем все о Мурманске, и съемки шли в Мурманске, все так узнаваемо. Больше всего запомнилась фраза о том, что за весь период войны ни один город не бомбили так, как Мурманск. Ведь помощь союзников шла через наш порт. Одну нашу знаменитую мурманскую баню сколько раз бомбили! А все было рядом.
Сколько с тех времен воды утекло… Вот внуки послушали мои военные истории и, кажется, восприняли их как мы могли бы воспринять рассказы о войне 1812 года. Для них это уже история. А для нас до сих пор живо, до сих пор перед глазами… А как родителям нашим досталось…
Сейчас часто думаю, как бы много я задала вопросов маме, как многое мне бы хотелось узнать, как многое вспомнить вместе с ней. Когда была такая возможность, говорили об этом мало, заслоняли все собой какие-то сиюминутные дела, как казалось, более важные на тот момент. А теперь уж и не с кем поговорить.
Маргарита ПАНЧЕНКО.
Новороссийск.
Урок дяди Фофана
Председатель сельсовета сухо говорит:
"Ну проходи, садись, расист"
Дорогая "Вечерка"! Прочитал публикацию "Слезы тети Лизы", в которой Владимир Горячкин затронул, пожалуй, не мне одному близкую тему так называемых детей войны. И хочу поделиться своими воспоминаниями о тех годах.
В моей детской голове события не были такими страшными, какими являлись на самом деле. Конечно, было непонимание того, что зерновые росли, созревали, убирались. А жили впроголодь. Не срабатывал в детской голове и лозунг: "Все для фронта, все для победы!". Это уже после пришло осознание, какой ценой досталась эта Победа.
И сегодня при встречах с мурманскими детьми мне им проще и легче объяснять, что означает это страшное слово "война". Ведь я пережил ее ребенком.
Авторитет
Эпизодов военного времени память сохранила немало. Но я хочу рассказать об одном из них.
Думаю, что мне в жизни повезло. У меня нет проблем в отношениях с людьми другой национальности. До сих пор удивляюсь, что урок воспитания по этому поводу мне дал простой деревенский мужик Павел Александрович Фофанов. Или, как я его называл, дядя Фофан. Было это где-то в 1943 году.
Шла война. Мне в то время исполнилось пять лет. Дядя Фофан был председателем сельсовета. Административный центр сельского Совета находился в нашей деревне. Не знаю сейчас, то ли это обстоятельство, то ли то, что председателем одного из колхозов был мой отец-инвалид, но мы дружили с Павлом Александровичем. Он был для меня авторитетом.
Несмотря на то, что наша деревня стояла в стороне от железнодорожной станции, беженцы проходили и через наши места. Чаще всего это были белорусы. Жители деревень делились с ними кто чем мог. Хотя и делиться-то было особо нечем — все забирала война.
Беженцы
Однажды к нам в деревню привезли семью. Или, вернее сказать, привезли женщину с четырьмя ребятишками мал мала меньше. Их разместили в доме, стоящем почти рядом с сельсоветом. Для нас, деревенских мальчишек, очень странными и непривычными были имена этих детей. Колька, Валька, Юрка, Ванька — это для нас было вполне понятным и привычным. А тут Сара, Мойша, Фима. Это потом мы узнали, что и такие имена есть. А тогда нам представлялось, что это прозвища. Кроме этого "новички" были какие-то неконтактные. И мы, глупые дети, громко, их же именами, начали дразниться. И всех "лучше", наверное, дразнился я. Мама этих детишек пожаловалась председателю сельсовета — дяде Фофану.
Вскоре мой отец заскочил домой перекусить и говорит: "Что ты там опять натворил? У меня нет времени разбираться с тобой. Иди, тебя председатель вызывает в сельсовет".
Незнакомое слово
Когда я зашел в кабинет к Павлу Александровичу, то сразу почувствовал, что на дружескую беседу нельзя рассчитывать. Обычно он дружелюбно здоровался и улыбался. А тут сухо говорит: "Проходи, садись, расист". Его настроение и незнакомое слово меня даже напугали.
Я сел. И тут дядя Фофан начал беседу. Много было вопросов, на которые я должен был отвечать и отвечал. Сколько и какие, естественно, сегодня не помню. Запомнилось, что разговор шел об очень тяжелом положении, в котором оказались эти ребята в сравнении с моим сносным житьем. Сам я соглашался, что живу в своем доме, что у меня хоть и безногий, но есть дома отец, что пью молоко и ем картошку. А у этих ребят всего этого нет, все это отобрала война.
Привычка
Многими годами позже, когда уже вырос и мог осмысливать события, понял, что наш разговор Павел Александрович построил не на односторонней нотации, а так, что в конце воспитательного урока, кажется, уже я сам стал убеждать его не обижать этих ребятишек, а всячески помогать им. В итоге мы расстались, очень удовлетворенные встречей.
А к именам и фамилиям, отличным от русских, у меня сложилось уважительное отношение. Всегда стараюсь не допустить ошибки в их произношении. Служил вместе и с грузинами, и с татарами, и с армянами, и с украинцами, и с ребятами из Средней Азии. И всегда, прежде чем произнести заковыристое для меня имя, я его учился правильно произносить. Эта привычка сохранилась у меня на всю жизнь и здорово помогала, когда я руководил в Мурманске цехом на судоремонтном заводе. Такой вот война преподнесла мне урок.
Вячеслав ГЕНЕРАЛОВ.
Пасмурная погода
Очень хочется верить, что солдат-сибиряк дошел до Берлина
Мне было семь лет, когда началась война. До сих пор сохраняется впечатление, что на протяжении всей войны, почти каждый день, была какая-то пасмурная погода. Было очень мало солнца.
Многое забылось уже, но остались эпизоды, глубоко врезавшиеся в память. Пожалуй, на всю жизнь.
Помню, как на четвертый день войны провожали на фронт отца. Он ушел в гимнастерке и галифе, не успев износить их после финской кампании. Нас, детей, с матерью осталось пятеро. Старшему исполнилось десять, младшенькой — пять месяцев. Сейчас трудно понять, как же мы выжили. Отец всю войну был на передовой, с телефонной катушкой за спиной. Дошел до Берлина, был участником последнего штурма, награжден боевыми орденами и медалями.
Очень четко запечатлелся в моей памяти еще один эпизод. Декабрь сорок первого года. Суровая зима. Самый тяжелый период войны. Мать за старой зингеровской машинкой латает детские одежонки. Неожиданно открывается дверь, и в избу входит солдат. Мне он показался былинным богатырем. Да он, пожалуй, таковым и был. Рослый, статный, в длиннополой шинели и валенках. Задержался он недолго. Мать напоследок не преминула задать наивный вопрос: "Мир-то когда наступит?". На что последовал уверенный ответ солдата: "Мир будет в Берлине!".
Мне запомнилось, что он произнес слово “Берлин” с ударением на первом слоге. Эта фраза прозвучала из уст солдата-сибиряка.
Наша деревня находилась в глубоком тылу. Появление солдат было неожиданным. Но, как оказалось, это была сибирская дивизия, направляющаяся на Волховский фронт. 14 ноября ее выгрузили на станции Вожега, и она пешими маршами направилась под Ошту. Удивляет, как были возможны при полном отсутствии дорог такие переходы. Но тогда все было возможно. Потому и победили.
Только наш российский, советский солдат почти за четыре года до окончания кровавой войны мог с такой уверенностью сказать, что война закончится в Берлине.
Мне до сих пор очень хочется верить, что он дошел до него.
Мурманчанин Александр АНДРЕЕВ.
"Вечерка" наградила лауреатов конкурса "Истории Победы"
Вот мы поволновались! Торжество по случаю финала конкурса "Истории Победы" уже должно было вот-вот начаться, а редакционная машина с Марией Каланчиной и Розой Карпенко застряла в банальной пробке! Время здорово поджимало, но конкурсантки все же умудрились успеть на торжество. А как иначе? Ни первой, ни второй к экстремальным условиям не привыкать. Мария Ильинична защищала Заполярье, войну прошла радисткой в 746-м зенитно-артиллерийском полку, а Роза Ивановна ребенком пережила бомбежки военного Мурманска и многочасовые — с ночи занимали! — очереди за хлебом.
Они и еще больше десятка мурманчан, помогавших "Вечерке" нарисовать картину событий Великой Отечественной, стали лауреатами конкурса "Истории Победы". Он включал около двадцати страниц воспоминаний участников военных событий, рассказов их детей и внуков. В течение трех месяцев героями публикаций "Вечерки" были дети войны, труженики тыла, ленинградские блокадники, мурманские капитаны, разведчики, связисты, партизаны, радистки.
Это, пожалуй, самая давняя традиция "Вечерки" — в канун 9 Мая вспоминать, как это было. И тот день народного ликования с привкусом слез, с привкусом боли. После строчки песни из культовой киноленты "Белорусский вокзал" "Когда-нибудь мы вспомним это, и не поверится самим…", исполненной виновниками торжества, Роза Карпенко растрогалась. Вспомнила, как женщины надевали нарядные кофточки, ждали с фронта мужей. А мужья не вернулись… Они с мамой приехали из эвакуации в Мурманск в 1943 году, а она до сих пор вздрагивает от воя сирен.
Владимир Горячкин, бывший мэр Мурманска и один из лауреатов конкурса, тут же вспомнил "говорящий" эпизод военного детства: "Мы все безотцовщинами были, — отцы воевали и погибали на фронте. Помню, в деревне, в эвакуации, среди женщин, наших бабушек и мам, был только один мужчина. Мы, пацаны, называли его тетя Леня. Он страшно обижался: "Ну вы даете! Какая я вам тетя?!". А мы за время войны просто отвыкли от слова "дядя".
Нина Голикова, вторая половинка мурманского профессора истории Алексея Киселева, без компетентных советов и комментариев которого не обходится, пожалуй, ни один исторический проект "Вечерки", рассказала, как русские женщины в войну специально курили в избе табак. Говорили, так мужчиной пахнет!
За разговорами выяснилось, что у мурманского депутата Вадима Бабенко, который пришел с коллегами в "Вечерку" поздравить лауреатов конкурса, бабушка во время войны водила грузовую машину, как заправский автогонщик! А дед дошел до Европы, встретил в Румынии победу.
Глава городского комитета по образованию Наталия Карпенко поклонилась мурманским ветеранам, которых было немало среди лауреатов конкурса "Вечерки": "Кто-то из вас на фронте, а кто-то в тылу ковал победу. И это великое счастье, что вы частые гости в городских школах, что юное поколение мурманчан знает о Великой Победе из ваших уст. Они передадут ваши рассказы дальше — поколениям. Так через сердце каждого мурманчанина пройдет этот урок войны, и историческая связь поколений всегда будет жива. Потому что история страны пишется ее гражданами".
Алексей Либеров, заместитель председателя Мурманского городского Совета депутатов, признался, что читал публикации из исторической серии "Истории Победы" в "Вечерке" вместе со всей семьей: супругой, детьми, внучкой. "Спасибо "Вечерке", что нашла столько потрясающих, интересных людей, рассказала о них, собрала их вместе. Хочу поздравить их и всех мурманских ветеранов войны с праздником этой Великой Победы нашего народа".
А Алексей Киселев под занавес торжества поблагодарил "Вечерку" за верность традиции помнить о тех, кому мы обязаны этим великим праздником — Днем Победы.
Анжелика КОВАЛЕВА.
Фото Павла СТЕПАНЕНКО.
Редакция газеты "Вечерний Мурманск" благодарит за оказанное содействие Мурманскую областную филармонию и лично ее музыкантов Андрея Скороходова (гитара) и Елену Сафонову (скрипка). А также — ОАО "Хлебопек" за талант кондитеров.
Письмо из детства
Статья в "Вечерке" задела за живое
Уважаемая "Вечерка"! Возможно, мое письмо удивит, но мне показалось, что оно в эти предпраздничные дни будет, что называется, в тему. Я всю жизнь прожила в Мурманске, в доме № 76 на проспекте Ленина. Раньше это был проспект Сталина, 44-й дом. И мой дом, и двухэтажку в конце Пионерского переулка, на который выходят окна моей квартиры, во время войны бомбили.
Опубликованная в "Вечерке" статья "Капитанские дети" в серии "Истории Победы" меня задела за живое. Я даже выслала ее своей старшей сестре Рите, которая сейчас живет в Новороссийске. Мы с ней до сих пор очень дружим, хоть она довоенный ребенок, старше меня на 12 лет, а я — послевоенный.
Наши родители — Ефим Николаевич и Мария Филипповна Матвеевы — давно умерли. Они были участниками Великой Отечественной войны. Папа дошел до Австрии, форсировал реку Одер, демобилизовался только в 1946 году. Через год родилась я.
В моей семье сохранились все награды родителей, даже военный билет папы с датой его призыва в армию в июне 1941 года.
Моя старшая внучка, ей сейчас столько лет, сколько было моей сестренке Рите 9 мая 1945 года, много знает о стойкости и мужестве своих прадедушки и прабабушки. Она рассказала об этом в своем сочинении в гимназии и даже специально принесла туда награды — показать их своим одноклассникам.
Дорогая "Вечерка"! Сегодня, в канун нашего общего великого праздника, мне так хочется, чтобы кто-то кроме меня прочел воспоминания 9-летней мурманчанки Риты Матвеевой, которые сестричка прислала мне в ответ на мое письмо с публикацией "Вечерки". Прочел и, может, вспомнил сегодня о войне что-то свое.
Татьяна ИВАНОВА.
Забытый вкус
Заведующая гастрономом
на радостях угощала ребятишек пирожными
Танюша, здравствуй! "Вечерку" мурманскую прочла, статья "Капитанские дети" меня растревожила. Я бы многое могла "Вечерке" рассказать, если бы была в Мурманске. Мы ведь с мамой, как и героиня публикации Роза Карпенко, тоже вернулись в Мурманск в 1943 году. И горящие мурманские дома до сих пор перед глазами стоят, и разбомбленный детский сад помню — мы, дети военного времени, из него игрушки таскали.
И День Победы в Мурманске тоже помню очень хорошо! Заведующая мурманским гастрономом на радостях пообещала нам по настоящему пирожному! Написала записки своим продавцам, чтобы вызвать их на работу, и мы вместо гонцов побежали во все концы города разносить эти записки. А вот вкус пирожного почему-то не запомнился — может, просто мне его не досталось?
Помню свою первую поездку в пионерский лагерь, расположенный в Зашейке, он после войны был обнесен колючей проволокой. Всем отрядом ходили в тундру собирать грибы и ягоды на кисель. Пели "Вставай, страна огромная!", и "Артиллеристы", и "Сталин дал приказ". Других песен, казалось, и не было тогда.
Помню, что в школе у каждого из нас на парте лежал кусочек черного хлеба с горкой сахарного песка. Его нужно было съесть с обязательным рыбьим жиром. Это был 1944 год, мой первый класс. Еще шла война, но нас, мурманских ребятишек, взрослые поддерживали питанием.
И немцев пленных помню, которые восстанавливали город, и номерки очереди за хлебом на наших детских ладошках… Все это живо в памяти.
Мне кажется сейчас, что в последний раз так празднуем юбилей нашей Великой Победы. Ведь участников и ветеранов почти не осталось, уже и дети войны состарились…
Смотрела по телевизору фильм "Конвой PQ-17", в нем все о Мурманске, и съемки шли в Мурманске, все так узнаваемо. Больше всего запомнилась фраза о том, что за весь период войны ни один город не бомбили так, как Мурманск. Ведь помощь союзников шла через наш порт. Одну нашу знаменитую мурманскую баню сколько раз бомбили! А все было рядом.
Сколько с тех времен воды утекло… Вот внуки послушали мои военные истории и, кажется, восприняли их как мы могли бы воспринять рассказы о войне 1812 года. Для них это уже история. А для нас до сих пор живо, до сих пор перед глазами… А как родителям нашим досталось…
Сейчас часто думаю, как бы много я задала вопросов маме, как многое мне бы хотелось узнать, как многое вспомнить вместе с ней. Когда была такая возможность, говорили об этом мало, заслоняли все собой какие-то сиюминутные дела, как казалось, более важные на тот момент. А теперь уж и не с кем поговорить.
Маргарита ПАНЧЕНКО.
Новороссийск.
Урок дяди Фофана
Председатель сельсовета сухо говорит:
"Ну проходи, садись, расист"
Дорогая "Вечерка"! Прочитал публикацию "Слезы тети Лизы", в которой Владимир Горячкин затронул, пожалуй, не мне одному близкую тему так называемых детей войны. И хочу поделиться своими воспоминаниями о тех годах.
В моей детской голове события не были такими страшными, какими являлись на самом деле. Конечно, было непонимание того, что зерновые росли, созревали, убирались. А жили впроголодь. Не срабатывал в детской голове и лозунг: "Все для фронта, все для победы!". Это уже после пришло осознание, какой ценой досталась эта Победа.
И сегодня при встречах с мурманскими детьми мне им проще и легче объяснять, что означает это страшное слово "война". Ведь я пережил ее ребенком.
Авторитет
Эпизодов военного времени память сохранила немало. Но я хочу рассказать об одном из них.
Думаю, что мне в жизни повезло. У меня нет проблем в отношениях с людьми другой национальности. До сих пор удивляюсь, что урок воспитания по этому поводу мне дал простой деревенский мужик Павел Александрович Фофанов. Или, как я его называл, дядя Фофан. Было это где-то в 1943 году.
Шла война. Мне в то время исполнилось пять лет. Дядя Фофан был председателем сельсовета. Административный центр сельского Совета находился в нашей деревне. Не знаю сейчас, то ли это обстоятельство, то ли то, что председателем одного из колхозов был мой отец-инвалид, но мы дружили с Павлом Александровичем. Он был для меня авторитетом.
Несмотря на то, что наша деревня стояла в стороне от железнодорожной станции, беженцы проходили и через наши места. Чаще всего это были белорусы. Жители деревень делились с ними кто чем мог. Хотя и делиться-то было особо нечем — все забирала война.
Беженцы
Однажды к нам в деревню привезли семью. Или, вернее сказать, привезли женщину с четырьмя ребятишками мал мала меньше. Их разместили в доме, стоящем почти рядом с сельсоветом. Для нас, деревенских мальчишек, очень странными и непривычными были имена этих детей. Колька, Валька, Юрка, Ванька — это для нас было вполне понятным и привычным. А тут Сара, Мойша, Фима. Это потом мы узнали, что и такие имена есть. А тогда нам представлялось, что это прозвища. Кроме этого "новички" были какие-то неконтактные. И мы, глупые дети, громко, их же именами, начали дразниться. И всех "лучше", наверное, дразнился я. Мама этих детишек пожаловалась председателю сельсовета — дяде Фофану.
Вскоре мой отец заскочил домой перекусить и говорит: "Что ты там опять натворил? У меня нет времени разбираться с тобой. Иди, тебя председатель вызывает в сельсовет".
Незнакомое слово
Когда я зашел в кабинет к Павлу Александровичу, то сразу почувствовал, что на дружескую беседу нельзя рассчитывать. Обычно он дружелюбно здоровался и улыбался. А тут сухо говорит: "Проходи, садись, расист". Его настроение и незнакомое слово меня даже напугали.
Я сел. И тут дядя Фофан начал беседу. Много было вопросов, на которые я должен был отвечать и отвечал. Сколько и какие, естественно, сегодня не помню. Запомнилось, что разговор шел об очень тяжелом положении, в котором оказались эти ребята в сравнении с моим сносным житьем. Сам я соглашался, что живу в своем доме, что у меня хоть и безногий, но есть дома отец, что пью молоко и ем картошку. А у этих ребят всего этого нет, все это отобрала война.
Привычка
Многими годами позже, когда уже вырос и мог осмысливать события, понял, что наш разговор Павел Александрович построил не на односторонней нотации, а так, что в конце воспитательного урока, кажется, уже я сам стал убеждать его не обижать этих ребятишек, а всячески помогать им. В итоге мы расстались, очень удовлетворенные встречей.
А к именам и фамилиям, отличным от русских, у меня сложилось уважительное отношение. Всегда стараюсь не допустить ошибки в их произношении. Служил вместе и с грузинами, и с татарами, и с армянами, и с украинцами, и с ребятами из Средней Азии. И всегда, прежде чем произнести заковыристое для меня имя, я его учился правильно произносить. Эта привычка сохранилась у меня на всю жизнь и здорово помогала, когда я руководил в Мурманске цехом на судоремонтном заводе. Такой вот война преподнесла мне урок.
Вячеслав ГЕНЕРАЛОВ.
Пасмурная погода
Очень хочется верить, что солдат-сибиряк дошел до Берлина
Мне было семь лет, когда началась война. До сих пор сохраняется впечатление, что на протяжении всей войны, почти каждый день, была какая-то пасмурная погода. Было очень мало солнца.
Многое забылось уже, но остались эпизоды, глубоко врезавшиеся в память. Пожалуй, на всю жизнь.
Помню, как на четвертый день войны провожали на фронт отца. Он ушел в гимнастерке и галифе, не успев износить их после финской кампании. Нас, детей, с матерью осталось пятеро. Старшему исполнилось десять, младшенькой — пять месяцев. Сейчас трудно понять, как же мы выжили. Отец всю войну был на передовой, с телефонной катушкой за спиной. Дошел до Берлина, был участником последнего штурма, награжден боевыми орденами и медалями.
Очень четко запечатлелся в моей памяти еще один эпизод. Декабрь сорок первого года. Суровая зима. Самый тяжелый период войны. Мать за старой зингеровской машинкой латает детские одежонки. Неожиданно открывается дверь, и в избу входит солдат. Мне он показался былинным богатырем. Да он, пожалуй, таковым и был. Рослый, статный, в длиннополой шинели и валенках. Задержался он недолго. Мать напоследок не преминула задать наивный вопрос: "Мир-то когда наступит?". На что последовал уверенный ответ солдата: "Мир будет в Берлине!".
Мне запомнилось, что он произнес слово “Берлин” с ударением на первом слоге. Эта фраза прозвучала из уст солдата-сибиряка.
Наша деревня находилась в глубоком тылу. Появление солдат было неожиданным. Но, как оказалось, это была сибирская дивизия, направляющаяся на Волховский фронт. 14 ноября ее выгрузили на станции Вожега, и она пешими маршами направилась под Ошту. Удивляет, как были возможны при полном отсутствии дорог такие переходы. Но тогда все было возможно. Потому и победили.
Только наш российский, советский солдат почти за четыре года до окончания кровавой войны мог с такой уверенностью сказать, что война закончится в Берлине.
Мне до сих пор очень хочется верить, что он дошел до него.
Мурманчанин Александр АНДРЕЕВ.
