Говоря об истории довоенного Мурманска, никак нельзя пройти мимо темы репрессий конца 30-х годов. Хотя бы потому, что в ее жернова попали и те люди, благодаря которым Мурманск добился фантастических успехов и стал даже своеобразной визитной карточкой социализма, пусть и не такой известной, как Магнитка или Турксиб. В Государственном архиве Мурманской области, передавая для ознакомления дела той эпохи, меня предупредили:
«Хотя эти материалы давно рассекречены, но если вы собираетесь делать на их основе публикацию, то, пожалуйста, будьте предельно осторожны».
Суточные «стойки»
Если бы я был драматургом или кинорежиссером, которому поставили задачу создать художественное произведение на данную тему, то в его основу я бы положил заявление сотрудника НКВД, члена ВКП(б) Афанасия Кукеева, которое он написал в декабре 1939 года на имя первого секретаря Мурманского обкома М. И. Старостина. Последний в этот момент активно занимался расследованием извращенных методов ведения следствия, которые практиковали мурманские чекисты. Осенью 1937 года Афанасий Кукеев, только что окончивший Ленинградскую межкраевую школу ГУГБ НКВД СССР, по личному желанию направлен в Мурманск. Он полон надежд, хочет работать и приносить пользу.
В первый же день своей карьеры он сталкивается вот с чем: «Весь оперативный состав круглосуточно, почти без минимального отдыха или времени для сна, работал на следствии. В какой бы кабинет я ни заходил, в каждом углу стоял перед следователем арестованный. У некоторых, вернее будет – у большинства из них были распухшие ноги, и ввиду того, что в сапогах они уже не вмещались, то арестованные стояли босиком, а кожа на ногах трескалась».
Теория и практика
Молодому человеку объяснили, что по отношению к врагу надо быть непримиримым и беспощадным. Кукееву в помощь выделили курсанта-пограничника, дав на двоих одного арестованного и наказ: «Будете друг друга менять, а арестованный пусть стоит до тех пор, пока не даст показания».
Для Кукеева началась служба, которая через два года сделает его полуразвалиной с расшатанной нервной системой. Молодой чекист не был ни подлецом, ни садистом, ни карьеристом. Он действительно хотел служить Родине, но у него в голове не укладывались великие идеи социализма, на которых он вырос, и то, с чем пришлось столкнуться. И во многом именно попытка примирить теорию с практикой и привела к печальным для него последствиям. В конце концов Кукеев сумеет преодолеть этот кризис, дослужится до майора, будет храбро воевать во время Великой Отечественной войны, получит ряд наград, а потом сгинет неизвестно где. По крайней мере, проследить его судьбу по открытым источникам не удалось. Но в нашу историю Кукеев успел войти своим хорошо написанным и, хочется верить, непредвзятым рассказом о мурманских событиях 1937–1940 годов.
Но мы забежали немного вперед. События, описанные Кукеевым, это пик «великой чистки». Уже через год, осенью 1938 года, ВКП(б) спохватится, начнет понимать, что творится что-то несусветное, и выпустит постановление, осуждающее извращенные методы следствия.
Сколько всего?
Оценки числа жертв репрессий разнятся и зависят от методики подсчета. Если учитывать только осужденных по политическим статьям, то согласно проведенному в 1988 году анализу статистики областных управлений КГБ СССР, были арестованы 4 308 487 человек, из них 835 194 расстреляны. По этим же данным, в лагерях погибло около 1,76 миллиона человек. По подсчетам общества «Мемориал», осужденных по политическим мотивам было больше – 4,5–4,8 миллиона человек, из них 1,1 миллиона были расстреляны.
Кроме этого в число жертв репрессий включают лишенцев (это раскулаченные, сосланные в административном порядке и лишенные избирательных прав, а в 1929–1930 годах – еще права на жилье, медицинское обслуживание и продуктовые карточки), жертв голода, пострадавших от неоправданно жестоких указов «о прогулах» и «о трех колосках» и другие группы населения, получившие чрезмерно суровое наказание за мелкие правонарушения в силу репрессивного характера законодательства и следствия того времени.
Но у каждого осужденного были ведь родственники, которым после ареста близких приходилось очень несладко. Их увольняли с работы, выгоняли из квартир, детям устраивали травлю в школах. Поэтому в вопросе о репрессиях есть четкое разделение на осужденных и пострадавших от репрессий. В общей сложности первых и вторых набирается около 39 миллионов.
Состряпать дело
«Мне арестованный Жуков дал показания о своей преступной деятельности, – читаем у Кукеева. – Я понес протокол на доклад к начальнику. Тот его перечитал и сказал переписать. Когда я это сделал, то ему (начальству) захотелось, чтобы Жуков стал еще и террористом. И приказал мне добиться признаний в террористической и диверсионной деятельности. Я стал доказывать, что этого делать нельзя, что этим прибавлением мы смазываем возможно правдивые показания о его (Жукова) шпионской деятельности. Начальник стал орать матом и приписывать мне «политический саботаж». После того как протокол был переписан и подписан Жуковым, начальник передумал и сказал: «Заставь его показать на таких-то арестованных, что они тоже шпионы и пусть будут по одному групповому делу». Когда протокол в таком виде был окончен, Иванов предложил мне составить дублированный протокол, в котором бы Жуков дал показания на некоторых лиц (еще не арестованных), чтобы было кого арестовывать в будущем».
Накануне великой чистки
Когда начались репрессии в СССР? Единого мнения на этот счет нет. Кто-то точкой отсчета считает начало коллективизации. Другие вспоминают концентрационные лагеря и систему заложников, которые широко применялись большевиками в годы гражданской войны.
В Мурманской области в 1922–1927 годах не было репрессировано ни одного человека. С 1928 по 1932 год по политическим статьям и в процессе раскулачивания осуждено 153 человека. Но в эти годы Мурманский округ принял огромное число спецпереселенцев (читай раскулаченных), и вот среди этой категории в 1933 году прошли первые массовые аресты: 308 человек было осуждено, но через допросы прошло значительно больше. Например, 219 человек было арестовано только за одну ночь 19 марта на Кировском руднике. Мурманск таких массовых акций избежал (в 1933 году – 33 репрессированных) ввиду того, что в городе спецпоселенцев просто не было. Но всех арестованных из Кировска везли в окружной центр, где и велось следствие. В тюрьме мест не хватало, и людей отправили в помещение бойни: тут они просидели более полутора месяцев.
Далее последовал небольшой спад – в 1934-м в Мурманске осуждено «за политику» 30 человек (еще 40 – в округе), в 1935-м – 66 (131), через год – 45 (109).
Наступил 1937 год. На февральско-мартовском пленуме ВКП(б) Иосиф Сталин сформулировал три тезиса: во-первых, что вредительская работа иностранных агентов, троцкистов в той или иной степени задела все хозяйственные и административные органы, во-вторых, иностранные агенты и троцкисты проникли на руководящие посты, в-третьих, руководящие работники не только не разглядели врагов народа, но и сами способствовали их выдвижению. Практически одновременно ЦК ВКП(б) разрешил применение физического воздействия к арестованным.
Камера № 17
В Мурманске словно ждали команды. Уже в наше время кандидат исторических наук Оксана Миколюк подсчитает, что количество расстрельных приговоров в нашем крае в два с лишним раза превышало средний показатель по стране. Чтобы добиться такой эффективности, мурманские чекисты работали круглосуточно. Кукеев застал начало этого процесса. Но скоро арестованных скопилось столько, что делать «стойку» в кабинете следователя стало невозможно.
Тогда создали камеру № 17. Это было самое большое помещение в управлении НКВД по Мурманской области. Туда сразу набивали десятки людей, которые стояли сутками. Специальные дежурные не давали человеку сесть и спать. Если истязаемый все-таки падал, его усаживали на табурет, но спать не давали. Рекорд установил главный редактор «Полярной правды» Георгий Никифорович Ломов, продержавшийся на «стойке» 28 суток. Но это его не спасло.
Но дело шло, как казалось чекистам, медленно. И тогда в помощь мурманчанам из Ленинграда прибыла спецбригада Литвина. После их приезда в первую же ночь без санкции прокурора было арестовано около 70 человек. Ленинградцы не церемонились, избивая людей до полного признания. «Работы» было так много, что вскоре к оперативникам и следователям присоединились надзиратели и другие работники управления, не имеющие отношения к следствию. Дело дошло до того, что начальство требовало от каждого оперработника двух сознавшихся арестованных в сутки.
По мурманской тюрьме начались самоубийства. Но лишь двум удалось избавить себя от мучений. Еще пять человек успели спасти.
Смерть за критику
Были несогласные с такой политикой? Были, и участь их была незавидная. Начальство прямо объявило, что за невыполнение приказов будет арестовывать. Но были смельчаки, кто все же публично называл вещи своими именами. Хорошо известна судьба сотрудника Мурманского НКВД Ивана Мятты, который выступал против подобных методов. За критику руководства он был исключен из партии, в ту же ночь арестован и через несколько суток интенсивных допросов, когда у него отнялась речь, подписал все, что ему инкриминировали. И был расстрелян.
Подвергся травле и Кукеев. После очередного незаконного приказа, который он напрочь отказался выполнять, начальство обещало посадить его в тот же день. Зная историю с Мяттой, Кукеев решился на отчаянный поступок:
«Я убежал к себе в кабинет. С единственной целью покончить с собой. Я закрылся на ключ и начал письмо Ежову (народный комиссар внутренних дел СССР в 1937–1938 годах. – Прим. авт.), которого тогда считал большевиком. Мысли путались, и я на первой же странице бросил писать. В это момент в коридоре забегали, ломились в дверь, звонили по телефону, но я никому не отвечал и не отзывался. Я не знаю, чему я сейчас обязан, что остался жив, но решение это (о самоубийстве) не случайно и не вдруг ко мне пришло».
Поскольку для руководства смерть молодого стажера была опасна (при расследовании могли всплыть нехорошие факты), то после длительных переговоров ситуация разрешилась, и сегодня мы можем читать исповедь Кукеева из 1939 года, сохраненную в Госархиве Мурманской области.
Флагман расстрелов
Арестовывали людей практически всех возрастов и профессий. Были расстреляны управляющий трестом «Апатит» В. И. Кондриков, директор Мурманского краеведческого музея В. К. Алымов, настоятель Трифонов Печенгского монастыря игумен Паисий (Рябов), священники Константин Мелентьев (Мелетьев), Арсений Коноплев, Вениамин Боголепов, Григорий Лисеенков, судья Г. Я. Шалыгина, первый командующий Северной военной флотилией З. А. Закупнев, командующий Северным флотом К. И. Душенов, член Военного совета флота
П. П. Байрачный и многие другие. Пострадало много людей творческих профессий, в первую очередь, журналистов. Больше всего «изъято» их из «Полярной правды» и «Кировского рабочего». Понесли потери и органы госбезопасности: в Мурманской области арестованы и осуждены около 30 работников НКВД.
По данным Оксаны Миколюк, в 1930–1940 годах в Мурманской области репрессиям подверглись 5047 человек, из них казнено 2124. При этом только за 1937–1938 годы расстреляно 2109 человек. Всего же осуждено за этот период 3161 человек. Смертных приговоров в Мурманской области вынесено 66,7%, против 32,5% в среднем по СССР.
Прощаем, но не всех
18 ноября 1938 года вышло постановление ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Мурманский обком партии решил проверить чекистов, и тут открылся весь ужас произошедшего. Выяснилось, что практически все дела по статье 58 УК РСФСР ими фабриковались.
Начался процесс реабилитации, который ну никак нельзя назвать полным. В первую очередь прекращались дела в отношении членов партии. Так, например, был освобожден первый секретарь Мурманского обкома ВЛКСМ Ф. Ф. Шамонин и арестованные с ним по одному делу. Все обвинялись в создании «молодежной организации». Всего с ноября 1938 года по 15 июня 1940 года было освобождено и восстановлено в партии 58 человек.
А вот что касается беспартийных, особенно чуждых элементов – кулаков, бывших офицеров и тому подобных, то тут власть прощать не торопилась. И чаще всего такие люди оставались в местах лишения свободы, а уже казненные не реабилитировались. Именно из таких лиц состояла якобы существовавшая «Российская фашистская партия». Несмотря на всю абсурдность обвинения по этому делу, которую прекрасно понимали и проверяющие, никто реабилитирован не был. Основания – все обвиняемые – опасные чуждые элементы, уже расстреляны, а жалоб от родственников не поступало.
По результатам расследования многие сотрудники Мурманского НКВД были уволены со службы, даже без зачисления в запас. Начальник УНКВД МО Уралец А. К. также был отстранен от работы, но впоследствии его вернули на службу. На скамье подсудимых в итоге оказалось лишь пять человек. Ни к одному из них высшая мера не была применена.
