Море Росса у мурманского причала
Сюжет картины основан на реальных событиях 1985 года. Тогда в высоких широтах антарктических морей в ледовые тиски попало научно-экспедиционное судно «Михаил Сомов».
Своими силами пробиться к чистой воде у экипажа не получилось. О спасении моряков заговорили на самом верху, решение о спасении принималось на заседании Совета министров СССР. На выручку дрейфующему «Сомову» срочно отправили дальневосточный ледокол «Владивосток». За спасением следила вся страна: каждый выпуск информационной программы «Время» начинался со сводок из Антарктиды. Экспедиция завершилась благополучно. На родине отличившиеся были отмечены высокими правительственными наградами.
Но пролистаем книгу истории мирового мореплавания назад. Двенадцатью годами ранее точно в такой же ледовый плен попали и наши мурманские моряки. Этот случай не получил широкой огласки. Но вышедший фильм заставил снова вернуться к тем событиям.
Дорога на юг
Шел 1973 год. Открытая еще в XIX веке земля за Южным полярным кругом наконец-то дождалась своего часа. В середине пятидесятых годов десант ученых из нескольких стран высадился на берегах Антарктиды, нарушив вековую тишину и распугав огромные стаи коренных обитателей тех мест – пингвинов, тюленей да поморников. Но науке требовались не эпизодические наезды, а постоянное присутствие на шестом континенте ученых и зимовщиков. Вопрос о способах доставки людей и грузов даже не обсуждался – только морские суда. Авиация в ту пору так далеко не летала. Так в антарктическую флотилию среди прочих попали два дизель-электрохода Мурманского морского пароходства – «Обь» и «Наварин». Их возможности как раз соответствовали основной задаче – доставке на антарктические станции смен полярников и необходимых экспедиционных грузов.
«Обь»
Ни у одного члена экипажа судна, взявшего курс на Антарктиду от невских берегов декабрьским днем 1972 года и в мыслях не было, что домой они вернутся почти через год. По расчетам руководства 18-й Советской антарктической экспедиции, рейс должен был закончиться не позднее июня следующего года. Но у Антарктиды оказались свои планы.
Поначалу все шло по графику. У берегов Антарктиды «Обь» выгрузила содержимое трюмов на трех советских станциях, вернулась в Новую Зеландию за новой партией грузов. И снова пошла на юг. Там на борт предстояло взять истосковавшихся по родным и близким полярников предыдущей 17-й экспедиции.
Для «Оби» дорога была знакомая. За чистой водой моряков ожидал трехсотмильный пояс дрейфующего льда – визитная карточка Антарктиды. Сначала мощное судно шло без проблем. Но через несколько дней обстановка изменилась. Огромные поля старого льда были словно острова, вмороженные в новый лед. Пришлось сбавить ход. За 50 миль до станции «Ленинградская» путь преградили бескрайние тяжелые льды. «Обь» пробивалась сквозь них целый месяц. Иногда в день удавалось пройти всего 4-5 миль. Ледовый массив стал дрейфовать на северо-запад, унося «Обь» все дальше от «Ленинградская» и берега. Добавились тридцатиградусные морозы, началось образование торосов и сжатие льда. Скорость дрейфа увеличивалась. Натиска стихии не выдержал металл - ветер сломал лопасти у бортового вертолета. На несколько дней судно осталось без ледовой авиаразведки.
Но экипаж не сдавался. По небольшим разводьям «Обь» старалась пробиваться к югу. Иной раз ураган бушевал по нескольку суток. С 23 апреля судно практически прекратило движение и стало медленно вмерзать в лед. Все. Дрейф.
Надежда оставалась только на авиаторов. На борту «Оби» были вертолет и одномоторный Ан-2. Нашли подходящее место для взлетно-посадочной полосы. Несколько дней люди выравнивали ее, срезали углы торосов и пробивали подъезд к судну. 6 мая самолет взлетел и взял курс на «Ленинградскую». Целую неделю по воздушному мосту перевозили полярников и необходимые для зимовки грузы. Обратно со станции везли тех, для кого зимовка была уже позади.
В ледовом пленуВ гуще тех событий оказался Георгий Брокон. На «Оби» в том рейсе он был радиооператором, позже долгие годы работал на судах ММП. Был в первом экипаже атомохода «Ленин», многое повидал, но тот рейс запомнился особо.
– После очередной подвижки льда невидимая гигантская сила приподняла «Обь» и вытолкнула судно наверх изо льда, – говорит Георгий Петрович. – Образовался небольшой крен. Затем очередное сжатие. Да такое, что обшивка дизель-электрохода стала деформироваться.
Вмятины и изгибы впечатляли. Команда наскоро укрепляла пострадавшие места имеющимся металлом. Угроза повторить судьбу «Челюскина» превращалась в жестокую реальность. Это понимали все. По приказу капитана из трюмов на палубу, чтобы успеть выгрузить на лед, было поднято все необходимое для зимовки. В один из дней был отдан приказ об эвакуации с «Оби» всех лишних, в первую очередь женщин. На борту оставались лишь самые необходимые – моряки, полярники, авиаторы. Всего 70 человек. Операция растянулась на 10 суток.
– Тогда-то мы поняли, что влипли, то есть вмерзли основательно, – вспоминает Георгий Брокон. – Товарищей отправляли на борт дизель-электрохода «Наварин». К тому времени он уже был у кромки льда в 250 километрах от нас. Но пробиться к «Оби» не мог.
На судне до последнего верили, что смогут справиться со стихией своими силами. О истинном положении дел в пароходстве были информированы немногие. Не знали и родственники моряков. Газеты о тех событиях не писали. Не то было время. Только позже, когда опасность миновала, в центральной прессе промелькнуло несколько «причесанных» заметок.
– Но страха и паники не было, – говорит Георгий. – Знали, что у кромки льдов дежурит «Наварин», с ним, Мурманском и Москвой постоянно шел радиообмен. За событиями следили на всех антарктических станциях. На борту ежедневно принимали радиограммы о жизни в стране, по этим материалам выпускалась радиогазета. Словом, разнообразили жизнь как могли.
«Наварин»
День 23 апреля на «Наварин» пришла радиограмма, которая коренным образом поменяла все дальнейшие планы. Вот как о тех событиях годы спустя вспоминал старпом Вячеслав Колесников:
– Весть о серьезной радиограмме мгновенно облетела весь экипаж. В первые часы о ее содержании знали только капитан и радисты. Но уже по обрывочным фразам: «…в связи с тяжелым положением…», «… «Обь» зажата сплошными льдами…», «…изменить курс и следовать на помощь…» – становилось ясно, что возвращение в родной порт будет нескорым. Собрали экипаж и ознакомили с указанием следовать на выручку товарищам.
Что может быть самым страшным на судне? Пожар? Пробоина? Да. Но еще страшней трещина в коллективе. Причиной ее стал зачитанный приказ. Экипаж тогда разделился на два лагеря. Большинство считало, что надо идти на выручку товарищам. Другие полагали, что «Наварин» выполнил рейсовое задание и делать в море ему больше нечего. Дошло до того, что несогласные поставили вопрос о требовании к руководству ММП немедленно вернуть судно в порт приписки. Но приказ есть приказ. «Наварин» сменил курс и отправился на юг.
К этому времени в Антарктиде на станциях остались только зимовщики. Суда всех стран давно покинули неприветливые воды. В Южном океане оставались только «Обь», «Наварин» и научно-исследовательское судно «Профессор Зубов».
На «Наварине» страсти несколько поутихли, но разговоры продолжались. И очень мешали работать. Ппри первой же возможности с «Наварина» всех, кто изъявил такое желание, пересадили на подошедший с севера «Профессор Зубов». Судно доставило их в Австралию, откуда моряки вернулись на Родину. Этот поступок никак не отразился на их служебном положении. Но думаю, здороваться с ними перестали многие. А это куда страшнее «строгача» в личном деле.
Воздушный мост
Подойти к самой «Оби» «Наварину» мешал лед. Стало ясно, что оставшихся придется снимать авиацией. И снова вмешалась природа. С океана пошла сильная зыбь. Она быстро превратила лед в мелкое крошево, которое совершенно не подходило для взлетно-посадочной полосы. Несколько дней ушло на поиски подходящей льдины. На время решили проблему, сколотив из досок небольшой щит для посадки вертолета. Первый его вылет чуть не стал последним. В обратный путь на «Обь» летчики собрались на исходе светлого времени. Уже на подлете командир «стрекозы» передал: «Под нами огромная полынья. Попали в заряд. Теряем высоту. Принимаем решение избавиться от всего лишнего». За борт полетел весь груз. Даже краска, которую старпом «Оби» выпросил у коллеги с «Наварина» для покраски рубки. Облегченная машина прекратила снижение. И вдруг новое тревожное сообщение: «Не вижу судна. Видимость – ноль». На «Оби» срочно включили всю иллюминацию. Прожекторы работали как маяк. Вертолет вышел на свет прожекторов и с первого захода плюхнулся на посадочную площадку. Несколько минут из кабины никто не выходил…
Рисковать перевозить людей вертолетом не стали. Упор сделали на проверенную «Аннушку». Но для нее нужна полоса. Ее делали несколько раз. Только работа близилась к концу, как новые торосы «съедали» все многочасовые усилия. Первым рейсом отправили всех женщин. Они добрались до «Наварина» без приключений. И снова торосы раз за разом уничтожали взлетную полосу. Однажды самолет уже в воздухе был вынужден разворачиваться на обратный курс: садиться было некуда. В другой раз трещины прошли поперек «взлетки» как раз в том момент, когда лыжи самолета уже скользили по льду. Так проходила эта транспортная операция. У многих ее участников после нее появились первые седые волосы. К середине июня все, кому было положено, перебрались на «Наварин». Судно пошло менять полярников на станции.
Первопроходцы
А что же «Обь»? Она находилась в плену еще месяц. В разгар антарктической зимы, 22 июля, в результате гигантских подвижек льда, вызванных сильнейшей морской зыбью, судно освободилось от ледовых оков и смогло двигаться самостоятельно. Сперва появились трещины рядом с корпусом. Через час они превратились в широкие разводья. По ним, пробивая перемычки, «Обь» за несколько суток достигла чистой воды.
Так завершилась эта эпопея. Три месяца «Обь» странствовала вместе с ледовым массивом по неизученным районам Южного океана, где зимой до той поры не бывал еще никто. Зигзаг дрейфа превысил 1000 километров. Впервые в истории мореплавания другое судно – «Наварин» – находилось там же в активном плавании.
Тогда многое делалось впервые.
_______
Сначала мощное судно шло без проблем. Но через несколько дней обстановка изменилась. Огромные поля старого льда были словно острова, вмороженные в новый лед. Пришлось сбавить ход. За 50 миль до станции «Ленинградская» путь преградили бескрайние тяжелые льды. «Обь» пробивалась сквозь них целый месяц. Иногда в день удавалось пройти всего 4—5 миль.
Валерий СЕРЕБРЯКОВ.
Фото из открытых Интернет–источнков.
