Мурманчанка написала эти строчки, когда приехала в разрушенный город
Здравствуй, "Вечерка"! Мне 75, вся моя жизнь прошла в Мурманске. Я ребенком пережила войну, на моих глазах восстанавливали разрушенный город. Работала медсестрой в детской мурманской поликлинике № 1. Вырастила двоих детей, есть внучка. Всегда во всем помогала и помогаю людям. И я счастлива тем, что нынешнее поколение детей живет без войны и у них есть детство.
У нас детства не было.
Между прошлым и будущим
22 июня 1941 года. Мне четыре года. Война. О ней объявили по радио. Я почувствовала, что случилось что-то страшное, по тревоге мамы, суете соседей. Жили мы на улице Колхозной на Жилстрое. Отсюда мы провожали папу на войну. Он только что пришел с моря и сразу стал собираться в военкомат. Помню прощание.
Он, молодой, сильный, красивый, поднимает меня на руки, целует и дает наказ помогать маме, слушаться ее и ухаживать за сестренкой, которой только что исполнился год. Расставание, слезы, напутствия. Я еще толком не понимаю, почему родители плачут. Когда папа уходил в море, таких слез не было. Тогда мама говорит мне, что папа идет на войну защищать нас от врагов.
Итак, мы остаемся одни. Враг бомбит город. Горит наш район. Нас эвакуируют в другую область. Куда, мы еще не знаем. Мама бросает вещи в вещмешок, завязывает в одеяло ведерко, небольшой тазик, сумку с продуктами, какие были, и чайник с водой. Подъезжает грузовая машина, и нас с соседями везут на вокзал. Это было начало июля. А на вокзале суета, крики и беготня военных, слезы уезжающих.
На путях стоит товарный поезд, теплушки двухъярусные. Только успели загрузиться, как поезд тронулся в путь. Едем. Кругом пожары. Мимо нас проходят поезда с военными и техникой. На дорогах толпы людей со скарбом бредут на восток.
Два месяца в пути. Днем жара невыносимая, воды нет, а ночью холод. Мама дает нам воду по капельке, чтобы смочить горло. Бережет воду. Сестренка капризничает, плачет, просит пить. Мама на остановках бегает с чайником за водой. Однажды она чуть не отстала, на ходу заскочила в теплушку с помощью соседей. Я была от испуга на грани срыва…
Нянька и кормилица
В пути мы узнали, что нас везут в Чкаловскую область, ныне Оренбургскую. Подолгу стоим на остановках, пропуская поезда военные, спим на ярусах вповалку. При бомбежках мама хватала сестренку на руки, меня — под мышку с чайником и выпрыгивала на землю, чтобы спастись. Паники не было, все старались помогать друг другу. Убегали недалеко, но так, чтобы не задели осколки. По пути видели пожарища, брошенные деревни, поселки. И главное — было очень трудно с водой.
На место прибыли в начале сентября. Разместили всех по деревням и поселкам. В каждом доме — по нескольку семей. Спали на полу всем гуртом. Родители на другой день ушли на работу, приходили за полночь. Мама, молодая, сильная, бывшая поморка, бралась за любую работу. Она умела делать все и везде успевала. Приходила поздно, стирала, готовила что-нибудь поесть, часа два спала и снова уходила на работу допоздна. А я была нянькой и кормилицей сестренке.
В эвакуации у мамы родилась девочка, которая прожила недолго. Я ее очень любила, и ее смерть для меня была шоком.
Хотелось все бросить и реветь
Кое-как пережили до весны следующего года. Маме дали под маленький огородик небольшой клочок земли. Она посадила из кочерыжек капусту, из проросших частей клубней — картошку. А так как днем было очень жарко, то, чтобы наш огородик не сгорел от солнца, она поручила эту ответственную работу мне, чтобы не умереть с голоду и нам, как умерла родившаяся в эвакуации девочка.
Итак, мне, пятилетней малышке, предстояла поливка каждой лунки, каждого кустика. Мама сделала из железной банки ведерко с веревочкой. Она набирала в небольшой бочонок воды, подставляла скамеечку к бочке, и я оттуда черпала ведерком воду и поливала, поливала без конца этот огородик, целый день, да еще сторожила сестренку. Если бы кто знал, как это трудно для пятилетней девочки. Хотелось есть, спать, все бросить и реветь, реветь от безысходности.
Однажды моя полуторагодовалая сестренка ушла с огорода — я даже не заметила, как это случилось! — и потопала по проезжей дороге. Чудом осталась жива! Как потом рассказывали, лошади, везущие всадников, почему-то шарахнулись от нее и, к счастью, остановились. А я тем временем бегала по полю в поисках сестры и плакала горькими слезами. К маме ее привели конюхи, нашли меня и успокоили.
Вот так я провела детство в эвакуации: труд, голод, холод.
Слезы Победы
Победу мы встретили в эвакуации. Были слезы радости, вся деревня гудела от плясок, песен военных и от счастья, что скоро все вернутся домой в Мурманск. Как только пришел вызов от папы, мы сразу же поехали. Помню, нас провожала вся деревня, так как вызов мы получили самые первые.
Мурманск после войны встретил нас разрухой. Я потом написала стихотворение "Мое военное детство", в нем есть такие строчки:
Все было разбито, сожжено кругом.
По Мурманску будто прошлись утюгом.
Но город жил, ловил рыбу и разбирал завалы. Дом наш на улице Колхозной сгорел, и нас приютила сестра папы, мы поселились на улице Каменной. Отец демобилизовался осенью 1945 года. Воевал на Рыбачьем. Был старшиной морских десантников. Неоднократно контужен и ранен. После войны снова вернулся в рыболовный флот. Работал боцманом, а в дальнейшем — тралмейстером. Но мама во время войны подорвала здоровье настолько, что подолгу не выходила из больницы.
Кусочек жизни
Было ли у меня детство? Нет, не было. Нет хлеба, нет дров топить печь. К возвращению папы из армии мы уже получили свое жилье и стали жить в доме в Рыбацком переулке, сейчас это Театральный бульвар, 6.
Мы с сестрой нередко оставались одни. Отец — в море, а мама — часто в больнице. За нами приглядывали соседи. Мне было 8 лет, я училась в первом классе. Жизнь научила меня выживать. В школе на переменках нам давали маленький кусочек хлеба с маргарином, посыпанный сахарным песком. Вот это было лакомство! Но я его не ела, прятала, чтобы принести маме в больницу или отдавала пятилетней сестренке, которая постоянно хотела есть. А так хотелось съесть самой, что передать трудно!
После школы нужно было ходить в магазин отоваривать карточки на продукты. Стоять длинные очереди и ждать, когда привезут хлеб. Ночные дежурства с соседями, с номерками на руках. Из-за этого даже пропускала уроки. Дрожишь за карточки, чтобы не украли или их не потерять.
Они для нас были кусочком жизни.
Тревожное время
А город послевоенный жил тревожной жизнью. Днем — работа трудяг, а ночью — воровских шаек. Каких только названий не было! Особенно орудовала воровская шайка "Черная кошка", которую все боялись. На улицах неспокойно, страшно. Фонари не горели по вечерам. Почему я вспомнила о преступниках?
Они были днем обычными рабочими, а ночью — ворами. Их распознать было трудно. Вот с таким бандитом мне и пришлось встретиться однажды.
Это случилось глубокой осенью. У моего отца была собака — лайка. Звали ее Муссон. Она ходила с ним в море, и домой они всегда возвращались вместе. Как-то папа пришел с моря, получив аванс. А это были большие деньги в то время. Обычно с собакой он гулял сам. Но в тот вечер, сославшись на усталость, папа попросил меня погулять с Муссоном у крыльца. Время было не очень позднее, где-то около десяти вечера. Я гулять с собакой не боялась. Муссон был приучен отцом защищать меня и слушать мои команды. Он был белый, крупный — ездовая лайка. От дома я не отходила, когда с ним гуляла. И вдруг я услышала голос, который звал собаку по имени. Голос и мне показался знакомым. И я, девятилетняя девочка, побежала с собакой на зов. Было темно, только горел свет у подъезда другого дома, откуда раздавался голос. Выскочив на свет из темноты, я увидела мужика, который бросился на меня с ножом, будучи уверенным, что с собакой был отец. Я на полном бегу остановилась от страха, потеряла дар речи и стояла как вкопанная. Зато реакция Муссона была мгновенной. Он бросился на бандита, схватив его за руку с ножом, и стал молча рвать. Когда я очнулась, то оказалась уже дома и была в шоковом состоянии. Папа мне рассказал, что Муссон прибежал домой, схватил отца за рубашку и поволок его к месту трагедии. Когда они прибежали, бандита уже не было, а я стояла в ступоре.
Оказалось, что преступником был матрос с его судна. На другой день этот матрос пришел с перевязанной рукой, сказав, что порезался, когда шкерил рыбу. Но собака, увидев парня, набросилась на него с рычанием и, кажется, была рада его загрызть. Все удивлялись агрессивности пса, поскольку знали, что он был добрейшим с людьми.
Позже выяснилось, что этот матрос состоит в какой-то банде. Об этом команда узнала, когда его списали с судна, судили за бандитизм. Вот так и закончилась моя встреча с тем преступником. После того случая я долго болела и боялась мужчин на улице, когда возвращалась из школы со второй смены. Много было непредсказуемых случаев в детстве, но тот я запомнила на всю жизнь.
Валентина МОРОЗ.
Фото из альбома "Мурманск в старых фотографиях".
#Архив
Мурманчанка написала эти строчки, когда приехала в разрушенный город
Здравствуй, "Вечерка"! Мне 75, вся моя жизнь прошла в Мурманске. Я ребенком пережила войну, на моих глазах восстанавливали разрушенный город. Работала медсестрой в детской мурманской поликлинике № 1. Вырастила двоих детей, есть внучка. Всегда во всем помогала и помогаю людям. И я счастлива тем, что нынешнее поколение детей живет без войны и у них есть детство.
У нас детства не было.
Между прошлым и будущим
22 июня 1941 года. Мне четыре года. Война. О ней объявили по радио. Я почувствовала, что случилось что-то страшное, по тревоге мамы, суете соседей. Жили мы на улице Колхозной на Жилстрое. Отсюда мы провожали папу на войну. Он только что пришел с моря и сразу стал собираться в военкомат. Помню прощание.
Он, молодой, сильный, красивый, поднимает меня на руки, целует и дает наказ помогать маме, слушаться ее и ухаживать за сестренкой, которой только что исполнился год. Расставание, слезы, напутствия. Я еще толком не понимаю, почему родители плачут. Когда папа уходил в море, таких слез не было. Тогда мама говорит мне, что папа идет на войну защищать нас от врагов.
Итак, мы остаемся одни. Враг бомбит город. Горит наш район. Нас эвакуируют в другую область. Куда, мы еще не знаем. Мама бросает вещи в вещмешок, завязывает в одеяло ведерко, небольшой тазик, сумку с продуктами, какие были, и чайник с водой. Подъезжает грузовая машина, и нас с соседями везут на вокзал. Это было начало июля. А на вокзале суета, крики и беготня военных, слезы уезжающих.
На путях стоит товарный поезд, теплушки двухъярусные. Только успели загрузиться, как поезд тронулся в путь. Едем. Кругом пожары. Мимо нас проходят поезда с военными и техникой. На дорогах толпы людей со скарбом бредут на восток.
Два месяца в пути. Днем жара невыносимая, воды нет, а ночью холод. Мама дает нам воду по капельке, чтобы смочить горло. Бережет воду. Сестренка капризничает, плачет, просит пить. Мама на остановках бегает с чайником за водой. Однажды она чуть не отстала, на ходу заскочила в теплушку с помощью соседей. Я была от испуга на грани срыва…
Нянька и кормилица
В пути мы узнали, что нас везут в Чкаловскую область, ныне Оренбургскую. Подолгу стоим на остановках, пропуская поезда военные, спим на ярусах вповалку. При бомбежках мама хватала сестренку на руки, меня — под мышку с чайником и выпрыгивала на землю, чтобы спастись. Паники не было, все старались помогать друг другу. Убегали недалеко, но так, чтобы не задели осколки. По пути видели пожарища, брошенные деревни, поселки. И главное — было очень трудно с водой.
На место прибыли в начале сентября. Разместили всех по деревням и поселкам. В каждом доме — по нескольку семей. Спали на полу всем гуртом. Родители на другой день ушли на работу, приходили за полночь. Мама, молодая, сильная, бывшая поморка, бралась за любую работу. Она умела делать все и везде успевала. Приходила поздно, стирала, готовила что-нибудь поесть, часа два спала и снова уходила на работу допоздна. А я была нянькой и кормилицей сестренке.
В эвакуации у мамы родилась девочка, которая прожила недолго. Я ее очень любила, и ее смерть для меня была шоком.
Хотелось все бросить и реветь
Кое-как пережили до весны следующего года. Маме дали под маленький огородик небольшой клочок земли. Она посадила из кочерыжек капусту, из проросших частей клубней — картошку. А так как днем было очень жарко, то, чтобы наш огородик не сгорел от солнца, она поручила эту ответственную работу мне, чтобы не умереть с голоду и нам, как умерла родившаяся в эвакуации девочка.
Итак, мне, пятилетней малышке, предстояла поливка каждой лунки, каждого кустика. Мама сделала из железной банки ведерко с веревочкой. Она набирала в небольшой бочонок воды, подставляла скамеечку к бочке, и я оттуда черпала ведерком воду и поливала, поливала без конца этот огородик, целый день, да еще сторожила сестренку. Если бы кто знал, как это трудно для пятилетней девочки. Хотелось есть, спать, все бросить и реветь, реветь от безысходности.
Однажды моя полуторагодовалая сестренка ушла с огорода — я даже не заметила, как это случилось! — и потопала по проезжей дороге. Чудом осталась жива! Как потом рассказывали, лошади, везущие всадников, почему-то шарахнулись от нее и, к счастью, остановились. А я тем временем бегала по полю в поисках сестры и плакала горькими слезами. К маме ее привели конюхи, нашли меня и успокоили.
Вот так я провела детство в эвакуации: труд, голод, холод.
Слезы Победы
Победу мы встретили в эвакуации. Были слезы радости, вся деревня гудела от плясок, песен военных и от счастья, что скоро все вернутся домой в Мурманск. Как только пришел вызов от папы, мы сразу же поехали. Помню, нас провожала вся деревня, так как вызов мы получили самые первые.
Мурманск после войны встретил нас разрухой. Я потом написала стихотворение "Мое военное детство", в нем есть такие строчки:
Все было разбито, сожжено кругом.
По Мурманску будто прошлись утюгом.
Но город жил, ловил рыбу и разбирал завалы. Дом наш на улице Колхозной сгорел, и нас приютила сестра папы, мы поселились на улице Каменной. Отец демобилизовался осенью 1945 года. Воевал на Рыбачьем. Был старшиной морских десантников. Неоднократно контужен и ранен. После войны снова вернулся в рыболовный флот. Работал боцманом, а в дальнейшем — тралмейстером. Но мама во время войны подорвала здоровье настолько, что подолгу не выходила из больницы.
Кусочек жизни
Было ли у меня детство? Нет, не было. Нет хлеба, нет дров топить печь. К возвращению папы из армии мы уже получили свое жилье и стали жить в доме в Рыбацком переулке, сейчас это Театральный бульвар, 6.
Мы с сестрой нередко оставались одни. Отец — в море, а мама — часто в больнице. За нами приглядывали соседи. Мне было 8 лет, я училась в первом классе. Жизнь научила меня выживать. В школе на переменках нам давали маленький кусочек хлеба с маргарином, посыпанный сахарным песком. Вот это было лакомство! Но я его не ела, прятала, чтобы принести маме в больницу или отдавала пятилетней сестренке, которая постоянно хотела есть. А так хотелось съесть самой, что передать трудно!
После школы нужно было ходить в магазин отоваривать карточки на продукты. Стоять длинные очереди и ждать, когда привезут хлеб. Ночные дежурства с соседями, с номерками на руках. Из-за этого даже пропускала уроки. Дрожишь за карточки, чтобы не украли или их не потерять.
Они для нас были кусочком жизни.
Тревожное время
А город послевоенный жил тревожной жизнью. Днем — работа трудяг, а ночью — воровских шаек. Каких только названий не было! Особенно орудовала воровская шайка "Черная кошка", которую все боялись. На улицах неспокойно, страшно. Фонари не горели по вечерам. Почему я вспомнила о преступниках?
Они были днем обычными рабочими, а ночью — ворами. Их распознать было трудно. Вот с таким бандитом мне и пришлось встретиться однажды.
Это случилось глубокой осенью. У моего отца была собака — лайка. Звали ее Муссон. Она ходила с ним в море, и домой они всегда возвращались вместе. Как-то папа пришел с моря, получив аванс. А это были большие деньги в то время. Обычно с собакой он гулял сам. Но в тот вечер, сославшись на усталость, папа попросил меня погулять с Муссоном у крыльца. Время было не очень позднее, где-то около десяти вечера. Я гулять с собакой не боялась. Муссон был приучен отцом защищать меня и слушать мои команды. Он был белый, крупный — ездовая лайка. От дома я не отходила, когда с ним гуляла. И вдруг я услышала голос, который звал собаку по имени. Голос и мне показался знакомым. И я, девятилетняя девочка, побежала с собакой на зов. Было темно, только горел свет у подъезда другого дома, откуда раздавался голос. Выскочив на свет из темноты, я увидела мужика, который бросился на меня с ножом, будучи уверенным, что с собакой был отец. Я на полном бегу остановилась от страха, потеряла дар речи и стояла как вкопанная. Зато реакция Муссона была мгновенной. Он бросился на бандита, схватив его за руку с ножом, и стал молча рвать. Когда я очнулась, то оказалась уже дома и была в шоковом состоянии. Папа мне рассказал, что Муссон прибежал домой, схватил отца за рубашку и поволок его к месту трагедии. Когда они прибежали, бандита уже не было, а я стояла в ступоре.
Оказалось, что преступником был матрос с его судна. На другой день этот матрос пришел с перевязанной рукой, сказав, что порезался, когда шкерил рыбу. Но собака, увидев парня, набросилась на него с рычанием и, кажется, была рада его загрызть. Все удивлялись агрессивности пса, поскольку знали, что он был добрейшим с людьми.
Позже выяснилось, что этот матрос состоит в какой-то банде. Об этом команда узнала, когда его списали с судна, судили за бандитизм. Вот так и закончилась моя встреча с тем преступником. После того случая я долго болела и боялась мужчин на улице, когда возвращалась из школы со второй смены. Много было непредсказуемых случаев в детстве, но тот я запомнила на всю жизнь.
Валентина МОРОЗ.
Фото из альбома "Мурманск в старых фотографиях".
