Кажется, нет ничего дороже для Мурманска, чем сотни, тысячи затейливых и бесхитростных строчек о любви к нему. Авторами этих строчек стали мурманчане, читатели «Вечерки», которые рассказывали на страницах газеты о любимой арктической столице на протяжении многих лет.
Вот, кажется, что ни напиши о Мурманске, все давно сказано. И вместе с тем – все ново. Ведь, наверное, каждый, кто живет в этом городе на краю Земли, любит его по-своему и умеет разглядеть в его облике милые черты.
Сегодня «Вечерка» публикует лишь некоторые рассказы горожан, влюбившихся когда-то в этот северный город и нашедших здесь свою судьбу. Кого-то из них уже нет в живых, но на страницах городской газеты они живут и вновь рассказывают о родном Мурманске, в котором родились, росли, учились, трудились, который восстанавливали из руин после войны, строили, благоустраивали. И любили.
Безымянная улочка
У Эмилии Мелещенко (Чекавинской) навсегда остались в сердце мурманская улочка Безымянная и маленький домик на ней, в котором в 30-е годы начинали свою мурманскую жизнь ее родители. Там, собственно, и сама Эмилия Аркадьевна появилась на свет. «Только вот где-то в середине семидесятых годов переименовали мою улочку в Трудовые резервы, а жаль! – поделилась с «Вечеркой» она. – И до войны, и после войны жили мы на этой улице дружно и весело. Папа впоследствии на месте старенького дома построил новый – семья-то увеличивалась, надо было растить детей.
Детство было полуголодное, особенно после войны. Хлеб выдавали по карточкам, за ним стояли огромные очереди. А за водой ходили на колонку в район нынешнего кинотеатра «Мурманск» – по мосткам, проложенным между бараками через болото. И все равно милее Безымянной улицы не было для меня!
В родительском доме на этой улице мы с мужем играли свадьбу в 1960 году, а родители мои жили на этой улице до своих самых последних дней. В 1973 году моему папе было присвоено звание «Заслуженный строитель РСФСР», я этим до сих пор горжусь. Ведь он мой любимый город строил! Сейчас в Мурманске много красивых современных улиц и проспектов, а мы с мужем, бывает, нет-нет, да и вспомним нашу милую деревянную улочку Безымянную, которая соединила нас когда-то на всю жизнь».
Танцы на Ленинградской
В сейфе памяти мурманчанки Лидии Гурьевой навсегда остался деревянный дом, который стоял на месте здания центральной сберкассы. В этом доме на первом этаже после войны располагались карточное бюро и обком профсоюза рыбников.
«А вот на втором этаже дома был клуб Госторговли, летом из открытых окон была слышна музыка, и мы танцевали под нее на асфальте улицы Ленинградской! – вспоминала горожанка. – Эта улица была нам местом отдыха и гуляний!
Мимо деревянного дома шла дорога к деревянному еще железнодорожному вокзалу, рядом с которым был молочный ларек. На пути к вокзалу располагались жилые двухэтажные деревянные дома, их было четыре, в одном из них – он был под 14-м номером – жила я. Сейчас на этом месте стоит торговый центр «Волна».
Во время войны я была в эвакуации одна, без родителей. Они и моя старшая сестра в это время защищали Мурманск, а два моих старших брата служили в Полярном. Я тринадцатилетним подростком работала в колхозе, ходила то босиком, то в лаптях. В школу приходилось идти за 7 километров, и весной, в половодье, как-то пришлось даже плыть в ледяной воде, чтобы добраться до дома.
После войны, в 1945 году, отец приехал за мной и увез в Мурманск, тогда еще въехать сюда можно было только по специальным пропускам. А через два года пропуска отменили, началась вербовка рабочей силы, и продовольственные карточки исчезли.
В послевоенные годы после работы мы с коллегами ходили на восстановление города, разбирали, например, кирпичи у второй бани на улице Комсомольской. «Тяжело жили, но было весело, мы не унывали и умели найти время, чтобы еще и потанцевать на улице Ленинградской. Пожалуй, до конца своих дней буду помнить эти танцы!».
Хлеб с горчицей были общие
За больше чем шестьдесят лет жизни в Мурманске у Нины Соловьевой даже мысли не возникло отсюда куда-то уехать. Она так всегда и говорила: «Я до боли, до глубины души люблю этот край, хоть сама из Воронежской области. И природа средней полосы по сравнению с северной кажется мне бутафорской».
Любимое время Нины Васильевны – ее студенческие годы, середина пятидесятых. «В здании, которое стоит рядом со второй гимназией, тогда были два учебных заведения. На первом этаже располагалось дошкольное педучилище, а на втором – пединститут. Столовая с бесплатным хлебом, горчицей, чаем была общей! – рассказывала «Вечерке» она. – Общими были и студенческие вечера, на которые приходили наши шефы – курсанты из высшей и средней мореходки. Многие студентки нашли на этих вечерах свою судьбу.
Стипендия была крошечной, а все равно жили весело, мы были молоды! Студенческое наше общежитие располагалось в самом конце улицы Софьи Перовской, жили по 7–8 человек в комнате. Улица Перовской представляла тогда собой сплошное болото, лишь у домов жались деревянные мосточки, которые от дряхлости своей частенько проваливались. И все равно это было лучшее время в моей жизни, потому что оно было в Мурманске. Хочу низко поклониться всем мурманчанам за то, что они сделали и делают для города, за то, что звание мурманчанин всегда звучит гордо!».
Мишки все помнят
У мурманчанки Людмилы Афанасьевой любимое местечко у Дома культуры моряков, там, где скульптуры белых медведей. Людмиле Дмитриевне, как и многим горожанам, родившимся в Мурманске, эти мишки особо дороги. Уверена, что у каждого с ними связана своя история.
У Людмилы Афанасьевой, например, такая: «В детстве нам с братом они казались огромными и чуть ли не живыми!
И сейчас, будучи взрослой, я часто прохожу мимо этих мишек, невольно замедляя шаг. Почему-то всегда кажется, что они меня помнят и смотрят на меня по-доброму».
Людмила Дмитриевна всегда гордилась, что выросла и живет именно в Мурманске. «Пока мне не исполнилось 8 лет, семья наша жила на улице Фрунзе. До сих пор помню деревянные дома с туалетами и огромными помойками на улице, деревянные мосточки для пешеходов, – делилась с «Вечеркой» горожанка. – А в 1960 году отец получил от завода комнату с подселением в большом каменном доме с удобствами на улице Шмидта. Какое это было счастье! Центр города, кругом асфальт, газоны, красивые новые дома. В квартире – горячая и холодная вода, на кухне – керосинки! Теперь не нужно ходить на колонку, колоть дрова.
Помню, как нас с братом родители впервые взяли с собой на выборы. Избирательный участок располагался на улице Комсомольской в Доме междурейсового отдыха моряков – ДМО. Было очень много людей – как на демонстрации! Кто-то пел, кто-то танцевал, а кто-то играл на гармошке. Кругом флаги, разноцветные шары, транспаранты. Мы, дети, чувствовали, что происходит что-то очень значительное, видели, как радуются все вокруг, и тоже радовались. А уж когда отец нам еще и эскимо купил по 11 копеек, радости нашей не было предела. Вкус этого эскимо запомнился навсегда, ничего и никогда вкуснее мы с братом не ели!».
В центре ходили козы и росла капуста
Тамара Шагина как проходит мимо магазина «Восход», так свой огород вспоминает. Он в начале пятидесятых годов как раз на этом месте располагался!
«Сажали все: лук, морковь, картофель, редиску, капусту, – вспоминала она, – за счет этого и жили. Да еще за счет того, что держали свиней, кур, кроликов. А то и коз, которые паслись прямо на улице.
Родилась я в Мурманске в 1947 году, большая семья наша жила в доме № 31а на улице Колонизационной, сейчас это – улица Полярные Зори. Папа был лудильщиком, а мама работала грузчиком. Во время войны отец защищал Кольский полуостров, у него много орденов, медалей за оборону Заполярья, а мама шила одежду и рукавицы.
После войны мы с отцом, сестрой и братьями ходили работать на Петушинку, за это нам давали дрова. А за водой ходили на колонку к городскому бомбоубежищу. Мы, детвора с улицы Колонизационной, учились в 1-й школе, недалеко от нее располагался, как его называли, центральный магазин. Только в 1966 году мы смогли переехать в благоустроенное жилье около кинотеатра «Мир» на улице Североморское шоссе. Сейчас это местечко на проспекте Героев-североморцев и не узнать!».
Жизнь плывет среди сопок и улочек
Мурманчанин Георгий Каримов признавался «Вечерке»: «Так иногда бывает – я поднимаюсь на сопку, останавливаюсь недалеко от Алеши и как зачарованный смотрю на город. По нему мчатся потоки машин, текут будни, и моя жизнь тоже плывет среди этих домов, дорог, сопок, улиц и улочек.
Здесь прошло все мое детство, моя суровая военная юность, здесь я встретил мою любовь, здесь родились и выросли мои дети, мои внуки. Ты красив, Мурманск!
Мурманск – моя вторая родина. Мне все здесь дорого, все уголки любимы, все для меня бесценны. Давайте поднимемся на высокую сопку вместе! На ту, с которой хорошо виден вокзал, улица Коминтерна, на которой мы жили с родителями. А вон и улица Софьи Перовской, там я учился до войны в 34-й школе, сейчас в этом здании Генконсульство Норвегии. А вон и улицы Ленинградская, Челюскинцев и трехэтажное здание, которое во время войны было госпиталем, а после – стало школой № 8. Я в ней учился после работы, вечерами.
Мой Мурманск, так много изменилось в тебе. И в душе моей – ностальгия. И в памяти – чувства, что я испытывал в то далекое время. Мои родители приехали сюда из Белоруссии в 1932 году, спасались от страшного голода. Мы жили на улице Коминтерна в 9-м бараке, кроме нас было еще семь семей, иногда в выходные собирались у кого-нибудь в комнате, пели песни, плясали, пили вино. Были очень дружны, знали друг про друга все новости – и проблемы, и радости.
Район от улицы Коминтерна до улицы Воровского называли Красная горка. Мы, пацаны с Красной горки, пользовались уважением, никто нас обидеть не смел.
В школе меня приняли в пионеры, а вскоре назначили знаменосцем отряда. Мы пели: «Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы – пионеры, дети рабочих!». Желающих в Доме культуры имени Кирова записывали в кружки авиамоделистов, моряков. Меня записали в детский хор. Мы даже в радиоэфире пели!
Я везде пишу слово «мы». Мы – это все мои сверстники, дети железнодорожников. Мне вспоминается встреча в Доме культуры с героями-папанинцами. Мы, мальчишки, затаив дыхание, слушали их выступление. На сцене под напором воздуха трепетали красные ленты, как пламя, как пионерский костер!
В один из дней узнали, что в Доме культуры показывают трофеи с финской войны. Они были выставлены между рамами больших окон, на первом этаже. Что нас поразило, так это велосипеды, каких мы сроду не видывали!
Летом мы перебегали под вагонами на путях и оказывались на берегу залива. При отливе ловили рыбу, смельчаки купались. После фильма «Чапаев» играли в войну, пели сочиненный кем-то куплет: «А нам немец нипочем, а мы немца кирпичом!».
Многие семьи тогда выезжали на юг, в отпуск. И мы – тоже. В 1941 году уехать мы не успели – началась война. Летали в небе самолеты-разведчики, по радио объявляли воздушную тревогу. Завывали сирены. В наш барак пришли военные, показали, как и где рыть щель для укрытия. Мы вырыли щель между нашим бараком и соседним двухэтажным домом, она потом не раз спасала нам жизни. На «полуторках» ездили рыть окопы в район 15-го километра дороги на Ваенгу. Начались мои военные будни, военная юность…
…У нас с женой Марией Владимировной сын Евгений и дочь Ирина. Они окончили Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта, как и я. У нас четверо внуков. И еще – у нас есть наш любимый город».
Вместо финского домика теперь кинотеатр «Мурманск»
Мурманчанка А. П. Угрюмова, не расшифровавшая, к сожалению, свои инициалы, точкой отсчета своего рассказа для «Вечерки» выбрала довоенный Мурманск: «Родилась я здесь еще до войны, мы с семьей жили на улице Сун Ят Сена в деревянном доме. А в августе 41-го отец отправил нас в эвакуацию, откуда мы вернулись в родной Мурманск только в мае 45-го года.
Жилья не было, и отцу разрешили, чтобы его семья жила на пароходе. У мурманского причала стоял тогда разбитый траулер «Мария Ульянова», там нам и дали каюту. Жизнь казалась кошмаром – камбуза не было, кормили нас в столовке СРЗ ММФ, по судну, которое постоянно качало волной, бегали, я сначала подумала кошки, а оказалось – огромные голодные крысы. Мы тоже были голодными! Нам выдавали на день паек, но донести до «дома» мы его не успевали – съедали.
Ближе к первому сентября 1945 года нам дали каюту на большом военном корабле «Тбилиси». Для нас с сестрой это был предел мечтаний – каюта казалась большой и удобной, крыс и в помине не видать, а главное – тут был камбуз.
Первого сентября я пошла во второй класс, а моя сестра – в третий, в женскую школу № 2. Чтобы добраться до нее, надо было идти через железнодорожное полотно, потом подниматься по тропинке среди развалин от бомбежки к бане № 1. Гора перед баней тоже была в руинах.
И все-таки самое страшное, самое тяжелое воспоминание – не это, другое. Когда при отливе наш корабль относило от берега и приходилось спускаться по веревочной лестнице на лодку. На ней мы немного плыли, а затем шли по отливу к берегу. Особенно жутко было спускаться по этой лестнице осенью, в дожди, холода. Высоченный корабль, а внизу – темнота, вода шумит…
Но никакие страхи ни разу не заставили нас, маленьких девчонок, остаться дома и не пойти в школу. Мы шли всем своим страхам назло! Я была очень маленькая, худенькая и, когда возвращалась из школы, проходила мимо охраны прямо под шлагбаумом. В охране надо мной частенько подшучивали: «Ну когда ж ты до шлагбаума дорастешь?».
В школе тоже были проблемы: там все ходили в форме, а я появилась в сатиновом желтом платье с оборкой до пят. Оно у меня было выходное, нарядное. Надо мной смеялись, но я была стойкая, терпела! Я очень хотела учиться. А вскоре и мне выдали форму.
По весне, к концу учебного года, отец со своей бригадой начал строить финские домики для семей заводчан. Они находились на улице Карла Маркса, наш дом был 3-й, теперь приблизительно на этом месте сцена в зале кинотеатра «Мурманск»…
Я часто вижу во сне и тот наш финский домик, и себя – смешную, худющую девчонку в сатиновом платье с оборкой. И люди того времени, пережившие горе, утраты, нужду, запомнились мне неунывающими и всегда веселыми! Такими были мы, мурманчане!».
Добрый дом на улице Сполохи
Зоя Мироненкова помнит из мурманского детства и дома-«чемоданы», и бараки, и хибарки. И бурный рост города помнит в годы первых пятилеток, и появление первых автомобилей, и строительство первых каменных домов. «Мой отец, Лифунцай Николай Петрович, прибыл на Мурман в 1912 году по вербовке на строительство железной дороги, – рассказывала она. – Здесь он встретил мою маму, Евдокию Алексеевну, которая приехала на Север в поисках лучшей доли. Есть в Мурманске улочка Сполохи, на ней стоит старый, обветшалый деревянный дом № 3. Оглянувшись на десятилетия назад, вижу ее часть, которая тогда называлась улицей Милицейской, и 3-й дом, значившийся тогда под номером 42. В нем летом 1937 года наша семья получила комнату. Об отдельной квартире в то время можно было только мечтать.
Построенный из деревянного бруса, с крышей, крытой красной черепицей, дом нам, детям, казался красавцем. Перед ним – большая скала, вокруг – болото, возле – деревянные мостки. До улицы Микояна, которая сейчас называется Полярные Зори, проложена дорога из бревен, связанных в плоты.
Семьи в нашем доме были в основном многодетные. В каждой коммунальной квартире проживало по 12–15 человек. Жили очень дружно и взрослые, и дети. Мы, ребятня, правда, бывало, ссорились, но быстро мирились. А вот перед чужими стояли друг за друга горой! Играли в казаков-разбойников, прятки, лапту. Летом поиграть в лапту частенько приходили и взрослые. Мужчины у крыльца в домино «забивали козла», женщины тут же, на улице, что-то штопали и вязали.
Первый гром над нашей семьей прогремел осенью 1938 года: арестовали отца, на нас легло клеймо «семья врага народа». А меньше чем через три года беда пришла в каждую семью. Началась война.
Опустел наш населенный дом. На войну ушли мужчины. Эвакуировались женщины с детьми. С одним из эшелонов были эвакуированы дети, родители которых не могли покинуть город. В этом эшелоне уехали из нашего дома девять детей и с ними два моих брата. В когда-то шумном, веслом доме воцарилась тишина. Нас осталось всего 12 человек. В нашей семье это были мама, я и семилетняя сестренка.
Вместе с соседями переживали страшные бомбежки, дежурили, спасая дом от зажигалок, переносили все тяготы военного времени. В перерывах между бомбежками все собирались в одной комнате, чаще всего у нас. Вместе ждали писем с фронта, вместе плакали над похоронками.
Как добрый друг наш дом делил с нами все тяготы и невзгоды. В одну из бомбежек был разбит угол дома, осколками бомбы ранило соседа, сгорели сараи вокруг. Но любимый наш дом удалось отстоять.
Подходила к концу война. Начали возвращаться эвакуированные соседи. Вернулись мои братья, вдоволь хлебнувшие военного лиха, не по годам повзрослевшие. И вот долгожданная победа! Подошло время добрых, хороших и радостных событий. Пришел праздник и на нашу улицу. Я, два моих брата и сестра поочередно отпраздновали здесь свои свадьбы. У всех нас в нашем доме родились первенцы, а сестра вырастила тут свою старшую внучку. Поочередно, улучшая свои жилищные условия, мы начали покидать родной дом.
Весть от отца мы получили только в 1953 году после его реабилитации. Мы так ждали его возвращения! Но судьба распорядилась иначе. Папа не смог дожить до этой встречи, умер.
Иногда я прохожу мимо своего старого дома и каждый раз не могу не остановиться. Останавливаюсь, смотрю на дом, на его окна, и в мыслях, как в калейдоскопе, прокручиваются события полувековой давности. Порой так хочется зайти в дом, посмотреть, кто и как там живет. Но тут же задумываюсь: зайду, что скажу? Наверное, простые слова: «Здравствуйте, мурманчане! Мира вам и благополучия».
Анжелика КОВАЛЕВА. kovaleva@vmnews.ru
Фото Максима КОТОВА и из архива редакции.
